После того, как кандидаты в присяжные немного утихомирились, судья представился. Он был обладателем мягкой и душистой, как домашний каравай фамилии – Федюшкин и довольно необычных (вопреки сложившемуся мнению) имени-отчества: Иван Иванович. Затем он представил нам помощника прокурора, который выступал стороной обвинения; и адвоката подсудимого. После чего вкратце ознакомил нас с сутью подлежащего рассмотрению в суде уголовного дела. На все это у него ушло минут пятнадцать.
Затем в зале наступила некоторая заминка, словно возник некий барьер, препятствующий продолжению процесса. Я расслышал, как судья нетерпеливо спросил у адвоката: «Ну, где же он? Десять минут уже давно прошли». Адвокат лишь пожал плечами.
Наконец он появился. В дорогом костюме из твида. В шелковой сорочке от Армани. В галстуке стоимостью равной прожиточному минимуму российского гражданина. В ботинках, купленных в самом модном бутике города. Вошел уверенно, словно к себе в офис. С еле скрываемой брезгливостью занял специально предусмотренное для лиц в его положении место. Молоденький судебный пристав, сопровождавший его, стал рядом.
В чертах вошедшего человека мне показалось что-то знакомое. Слишком знакомое, чтобы я тратил на воспоминание много времени. Несмотря на прошедшие десять с небольшим лет, этот человек не очень изменился. Слегка пополнел? Может быть. Стало больше во взгляде самоуверенности? Как не стать, ведь тогда он был простым прапорщиком, а сейчас крупный бизнесмен, который может оградить себя от тюремной клетки залогом в два миллиона рублей.
Как странно все получалось, мы уже несколько лет жили в одном городе и даже не подозревали об этом. Словно существовали в параллельных мирах. А параллельные миры, как известно, не пересекаются.
Мы встретились взглядами. На пару секунд, не больше. Его взгляд, обращенный ко мне, был безразличен и пуст. В нем ничего не читалось. Никаких намеков на былое знакомство. И я понял, что память этого человека давно уже стерла меня из своего архива как ненужный элемент.
Конечно, я в отличие от него сильно изменился за это время. В какой-то мере я стал вообще другим человеком. И все же…я ожидал, что он вспомнит.
Апрель 1990
Прошло уже более трех лет с того дня, как я стал офицером. Ностальгические воспоминания о годах, проведенных в военном училище, постепенно теряли свою яркую эмоциональную окраску. Эти воспоминания погружались в глубины прошлого под давлением повседневной, однообразной рутины воинской службы.
Спустя три года я все еще был холост и проживал в общежитии на территории части. Хотя на моих погонах прибавилась одна звездочка – это не привнесло в мою жизнь существенных изменений. Так, небольшая прибавка к жалованью, не более того.
Армия, в которой я служил, все еще была советской. Но в разных укромных уголках казармы уже шли разговоры о скорой ее кончине. В моем взводе было двадцать человек литовцев. Хорошие солдаты. Но очень скрытные люди. Не знаю, чего от них можно ожидать, когда по телевизору изо дня в день говорят о массовых побегах прибалтов из советских воинских частей, а власти Литвы только подливают масла в огонь, поддерживая дезертиров. Единственная надежда на благоразумие своих подчиненных, ведь из Читинской области до Литвы не пять минут ходу.
Эти три года моя жизнь была сконцентрирована на небольшом участке, огороженном высоким деревянным забором. Казарма – плац – стрельбище, примерно в таком заколдованном треугольнике проходила моя жизнь. Свободного времени было немного, но даже его некуда было деть. Поэтому свободные вечера обычно сжигались за бутылкой водки в кругу друзей – офицеров. Неужели я хотел именно этого? Слишком часто я стал задавать себе в последнее время этот вопрос. Ответ был очевиден, и я знал его. Но как трудно мне было признаться в этом самому себе. Как трудно было хоть что-то изменить.
