Повелитель грёз - страница 4

***

До обеда Ольга решила изучить окрестности, чтобы понять, куда попала. Она облазила весь дом, нашла три спальни на втором этаже, а на первом – большую тёмную библиотеку и ароматную ванную комнату с парной и душевой кабиной. Было ещё много дверей, но тяжёлые амбарные замки не дали шанса узнать, что за ними кроется. В эти минуты Ольга ощутила себя женой Синей Бороды, которая стояла перед запертой дверью и изнывала от искушения. На летней веранде сушились пучки пахучих трав: с жёлтыми и синими цветами, с широкими листьями, голые стебли и коренья. Они навевали мысли о недавнем сенокосе и стакане холодного молока у стога сена.Снаружи терем оказался здоровенным: обнаружился и третий этаж, и окно чердака, и лоджия с резными перила с торца. Видно, что живут в доме давно, но нигде он ещё не просел и не прогнил, тёмное дерево обещало уют и комфорт. И на воротах, и над порогом, и на каждом ставне вырезан тот же глаз, что и на ленте Зодчего.Лес вокруг стоял глухой. Сколько Ольга ни прислушивалась, так и не услышала ни воя поезда, который должен был проходить поблизости, ни шума машин на трассе, ни гула самолётов. Следов Тёмного, конечно, тоже не нашла.Она так долго рыскала вокруг, что только когда солнце покатилось к закату, поняла, что проголодалась, как волк. А ещё вспомнила про телефоны. Сигнала не было ни на неё мобильнике, ни на других, которые ребята оставили в рюкзаках. Ольга опустила голову, слушая рулады желудка, и взлохматила волосы, гадая, что делать дальше.– Пошли, малахольная, – Иван тронул её за плечо, видимо, услышав урчание в животе. – Повелитель ужинать зовёт.Жаркое было вкусным – мягкое мясо таяло на языке, картоха оказалась рассыпчатой и нежной – таким вкусным, что Ольга попросила добавки. А от пряной ароматной медовухи в деревянной кружке захмелела и расслабилась.– Спасибо, хозяева. Кстати, здесь у вас связь совсем не ловит. А мне надо матери позвонить. Волнуется, наверное. Она же сегодня Васю пригласила. Со мной знакомиться.– Что за Вася? – оживился Зодчий. – Жених?– Да боже мой... откуда мне знать? Я говорю, позвонить от вас можно матери? Телефон есть? Может, спутниковый?Стражи переглянулись и затряслись от смеха.– Кому нам звонить-то? Покойникам, что ли?– Тихо, – велел Зодчий. – Можешь сегодня прийти к ней во сне и всё сказать сама. Я покажу, как.– Это опасно, Повелитель, – пробасил Иван. – Тёмный сейчас очень опасен.– Ничего. Раньше субботы сюда не сунется.Зодчий в ту ночь играл на улице, за забором. Стражи караулили рядом, и весь лес молчал, не слышно было ни сверчков, ни козодоя. А Ольга смотрела с крыльца и не могла оторваться, прижавшись к точёному столбу. Лунный свет лился с неба рекой и послушно играл в его пальцах, а волосы мерцали во тьме, и только теперь стало ясно, что сияют они от обруча на его волосах.Зодчий будто говорил с ней этой музыкой, говорил лучше всяких слов и взглядов. Будто играл только для неё. Для неё одной. Сердце отзывалось на каждый перелив мелодии и горячо отвечало: «Да! Да!» И не было ничего красивее Зодчего в лунном свете.Ольга вдруг заметила, что все окрестные кусты и траву усеивают маленькие блестящие огоньки. Они переливались во тьме, как светлячки, и один сел ей на плечо. Но это был не светлячок, а крупная бабочка с белоснежными крыльями. На них играли лунные отблески, а спинка отливала медью, как толстая девичья коса.– Как-то поздновато для бабочек… – прошептала Ольга, когда Иваш подошёл ближе.Он с грустью посмотрел на её гостью на плече и тихо ответил:– Это не обычные жучки. Это души, преданные Зодчему. Те, кто отказался уйти за Край. Они остались служить ему, помня то, что он для них сделал.– А что он для них сделал?Иваш задумался над ответом, но передумал и кивнул в сторону. Ольга повернула голову и увидела, что Зодчий ждёт её, отложив гитару.– Подойди. Ближе. Ещё ближе.Она увидела, что Зодчий протягивает пиалу, полную до краёв.– Пей. До дна.Ольга взяла пиалу, но он не отнял своих рук. И пока пила, чувствовала его пальцы под своими. На вкус питьё отдавало травами, немного горьковатыми, но терпкими.– Ты меня отравил, – уверенно заявила она. – Точно. Отравил.Зодчий только облизнул губы, проигнорировал её реплику.– Теперь возьми меня за руки, – пиала полетела в мягкую траву. – Загляни в глаза.Меньше всего на свете Ольга думала, что будет когда-нибудь вот так стоять напротив «суженого» и смотреть ему в глаза, дрожа от тепла его пальцев.– Вот так. Хорошо, – его голос немного успокаивал, обволакивая уверенностью. – А теперь представь вместо меня свою мать.Ольга хихикнула.– Посерьёзнее. Это в твоих интересах.Но улыбка её исчезла, когда вдруг Зодчий на глазах принялся меняться: таяли его очертания, будто кто-то капнул на акварельный рисунок воды кистью, плыли, размывались, как мираж. Ольга с удивлением поняла, что держит за руки мать, всё в той же ночнушке и халатике в белый горох, с теми же пластмассовыми зелёными бигудями. Глаза её были закрыты, и Ольга позвала:– Мам? Мама?Мать нахмурилась и помотала головой, не желая просыпаться. Но потом всё-таки открыла глаза.– Олька… сбежала с подружками своими… А Вася-то гвоздички принёс!– Мама, – быстро проговорила Ольга, краснея оттого, что про Васю услышали и стражи, и Зодчий, – я в лесу. С друзьями. Я живая... если тебя это волнует. И здоровая.Черты лица матери вдруг начали таять. Но отнюдь не Зодчий проявился под ними. Рот жутко осел, провалился, показались гнилые зубы. Нос ввалился внутрь. Глазные яблоки таяли в глазницах, будто свечи. Резко запахло пылью и затхлостью.– Мёртвые никогда не спят! – прошипел Тёмный. – Мёртвые никогда не спят!Ольга заныла, застонала от ужаса. Она будто попала в кошмар, от которого никак не можешь проснуться. Челюсти словно свело судорогой, и крик застрял в горле. Тело одеревенело, скованное чьей-то злой волей.– А-а... а-а-а! А-а-а-а-а-а! – вопль становился всё громче, громче, и наконец гортань завибрировала от напряжения, выплёскивая его наружу вместе с адреналином. – А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!– Очнись! Очнись! – Зодчий тряс её за плечи. – Ты в лесу! Здесь, со мной! Давай!Ольга, тяжело дыша, разглядела его лицо на фоне звёздного неба. Настоящее. И встревоженных стражей.– Я ведь говорил, Повелитель... – жалобно проныл Иван.Зодчий потемнел лицом и нахмурился.