И через секунду на месте человека оказывается песок.
Прошло некоторое время, прежде чем я понимаю, что это не песок.
Что это – прах.
– Твою дивизию… – выдыхаю, пока не осознаю, что говорить все ещё могу.
Но не двигаться. В ушах до сих пор стоит этот полный боли крик.
А затем рядом возникает какая-то синяя штука – проекция женщины с гулькой и безвкусной белой челкой. Ей бы к стилисту!
Она смотрит на меня, улыбается донельзя кривой улыбкой и начинает отвратительно-идеальным голосом:
– Здравствуйте, Василиса. Я рада, что вы к нам присоединились. И настоятельно рекомендую выучить кодекс Хранителя, иначе, – она легко кивает в сторону праха, – случается что-то подобное. Если я вам нужна – зовите. Моё имя – Кларисса.
Она одаряет меня очередной фальшивой улыбкой и исчезает.
Я сдвигаюсь с места, сильнее сжав кулаки. Я злюсь. Я недоумеваю.
Кто она такая, чтобы указывать? Кто такая, чтобы распоряжаться жизнью невинного человека? Как она это делает?
Не знаю, но будь эта женщина хоть всея мира, не имеет права ни на что подобное.
– Кларисса! – ноги приклеиваются к полу, вновь появляется проекция женщины, лицом очень похожая на крысу.
– Да, Василиса? – она улыбается, только теперь ее улыбка выражает явное раздражение. Я бы даже сказала, она означает: «Скажешь ещё хоть слово – убью и лично закопаю». Что ж, рискнем.
– Почему вы постоянно улыбаетесь? Знаете, «улыбка без причины – признак дурачины».
Я невинно хлопаю глазами, невинно улыбаюсь. Притворяюсь дурочкой.
А вот Клариссу чуть не перекосило, но при этом она продолжает лыбиться.
– У вас замечательное чувство юмора, но все же настоятельно рекомендую прочесть правила. Как можно быстрее.
Слышится хлопок, женщина опять исчезает. Я провожу рукой по волосам, нахмурившись.
– Ага, хрен с два я здесь останусь, – хмыкаю, разворачиваясь… но почему-то остаюсь на месте. Ноги до сих пор крепко приклеены к полу. – Что за?..
Пытаюсь поднять правую ногу – и вновь провал.
– Так, значит, ты правда девчонка с Земли.
Я корпусом разворачиваюсь к Бе-, окружённой ее личной стайкой, хмыкая:
– Не парься, уже ухожу.
Девушка усмехается – ого, у нее есть мимика! – задерживая взгляд на ногах, замечает:
– А это вряд ли.
Я резко дёргаюсь и тут же машу руками, пытаясь выровняться и балансировать.
– Это твои приколы? – огрызаюсь.
– Нет, – девушка легко качает головой, боясь (не дай Бог!) растрепать свою причёску. – Ты нарушила одно из главных правил, так что удивительно, что… все ещё не в виде праха.
– Это, наверное, связано с посвящением; она ведь не прошла церемонию. Вдруг окажется временником? – высказывается щуплый белобрысый парень в очках, а рядом стоящая с ним такая же щуплая белобрысая девочка цокает:
– Ла ладно, какой из этой – временник? Слизняк она.
– Хэй, приве-ет, я все ещё здесь! – привлекаю к себе внимание, помахав рукой.
Подростки ещё пристальней вглядываются в моё лицо, кажется, удивляясь, что землячка – о Боги! – не глухая, так ещё и разговаривает.
– А что это у тебя на лице? Ты забыла умыться? – спрашивает тёмная девочка, которая меньше, ниже всех.
Я машинально провожу ладонью по щеке, но, так ничего не обнаружив, пожимаю плечами.
– Ничего.
– А эти пятна?
И еще раз протираю щеку. Посмотрела на ладонь, не понимая.
– Ты про веснушки?.. – наконец доходит, когда девочка тыкает в мою щеку пальцем.
– Фу, противная штука. Тебя, наверное, жутко дразнят из-за уродства. Бедняжка…
