Чудная история, но чего баба для красного словца не скажет, уразумел староста.
Не скажи, попытался вставить слово Петрархиус, Я в одной книге дивной про такие штучки читывал.
И я эти треугольные косынки видел и не одну, негромко, но внятно произнес пацан лет тринадцати отраду, тихонько притулившийся у входа.
Да где ты видел? цыкнул на него староста. Сиди уж и во взрослые разговоры не встревай.
А я все равно видел, уперся парень. Здесь недалече, на скале их много нарисовано, а на закате солнца кажется, что они все на тебя летят и землю лучами поливают. А земля прям живым огнем полыхает и корчится в муках предсмертных.
Да пацан явно недурен был рассказывать.
Показать сможешь?
Петруха вскочил с места, и царь тоже внимательно посмотрел на мальчонку.
Царь-батюшка, да не бери его слова в толк. Он у меня самый младшенький, несмышленый дурак, но приукрасить всякое любит, девкам сказки побаить, бабам нервы завести, запричитал староста, и, обращаясь к сыну, прикрикнул. – Цыц, тебе говорят! Что в праведные разговоры без спросу встреваешь и под ногами путаешься?
Ты погоди, отец, осадил старосту Петрархиус, может пацан дело говорит. Сколько до твоей скалы ехать?
Да минут тридцать, если на лошадях и вдоль поля напрямки.
Что ж тогда еще сидишь? Вели запрягать. И поехали смотреть твои наскальные рисунки.
Все с шуточками и смешками, слегка подтрунивая над парнем, высыпали из-за столов на улицу. До заката было еще часа полтора, и небольшая прогулка на лошадях показалась легкой и приятной забавой.
Пацан зарделся и приосанился, ведя столь благородную свиту к своей необыкновенной находке.
День был теплый, ветер душистый, так что в неспешных разговорах как раз к началу заката подъехали к скале.
Скала как скала, серая и отвесная. Но только лишь луч закатного солнца её коснулся, как на поверхности что-то изменилось и начал проявляться рисунок. И не просто проявляться, а оживать. Треугольная косынка сначала одна, потом две, потом с десяток возникли на плоскости, и начали надвигаться. У людей, смотрящих на это чудо, дыхание сперло, лошади назад попятились. А каждая косынка луч цветной выпустила и на землю его направила. И полыхнула земля огнем адовым, и умирало все живое, в муках корчась. А косынки все лили и лили страшный свет свой…
Последний солнечный луч спрятался за линией горизонта, и погасла картинка. Испуганные увиденным, молча, повернули притихших лошадей и поехали обратно. Быстро сгущалась ночь. А люди, все никак не могли отойти. В мозгах, как набатом, звенел колокол грядущих бед, страх сковывал мысли, леденил кровь.
Под копытом чей-то лошади, громко как выстрел хрустнула ветка, и лошади понесли. С места и в галоп, притормозили только у деревни. Мужики дружно загомонили, снимая нервное напряжение, зашли в трактир, пропустили по доброй чарке и только тут заметили, что царя-батюшки с ними то и нет.
Ну как потеряли? – обалдело вскинулся староста.
Да не, он рядом со мной скакал! – откликнулся кто-то.
Ванька! Сходи по деревне, взгляни батюшку, может, где приотстал? Ну, а, если заблудился малость, то мы его с первыми лучами искать пойдем.
После увиденного и пережитого, соваться в ночной лес никому не хотелось. Оторопь еще не отпустила людские души.
На том и порешили. Тихонько разошлись по своим избам, предварительно договорившись, об увиденном не болтать.
***
После дивного сна, выковыривая себя из душистого стога сена, я сладко зевнула и поприветствовала новый день, который обещал быть солнечным и плодовитым на приключения.
