Кожаные подошвы лыжных ботинок скользили по дороге. Что было ему делать? Идти вперёд, пока это возможно. Он падал, становился на колени, отдыхал, поднимался, шёл дальше. Он хотел жить, хотел подарить свои подарки… Во что бы то ни стало, только вперёд, только вперёд. Там внизу…
* * *
– Пр-р, стой. Слышь, Семёниха, чё это по ночам за дровами таскаешься? – Ханафеев вылез из-под накинутого тулупа.
– Какое дело тебе? Я-то дома. Шастаешь здесь. Своей Фроське и докладай. – Семёниха спешила из холода с охапкой дров.
– Еду-то наварила, вона, видать. Браги, наверное, поставила. Стало быть, сынка поджидаешь.
– Мож и жду, – она хлопнула калиткой.
– Жди-жди, завтра будет.
Семёниха остановилась.
– А ты откуля знаешь?
– Да видел вот, еду, а он под Александровкой на лыжах наяривает.
Женщина ахнула, поленья с грохотом рассыпались.
– Так ты что, вправду это?
Она уже стояла на дороге, в одной шали. Холода она не замечала.
– Неужто врать мне охота?
– Ирод, ирод ты, что же ты его не взял, гад? Игнат, Игнат. – встревоженная женщина орала на всю деревню, вызывая из дома своего мужика.
– Да замолчи ты, проклятущая. Зря сказал. Что он твой сын, король какой? Я ему предложил, а он, видите ли, не желает, – теперь уже откровенно врал Ханафеев.
Семёниха уже не слушала его – кинулась в избу, стащила с кровати спящего Игната.
– Та чтоб тебя громом по голове, пьянь! Проснись же, наконец! – в отчаянии она влепила ему крепкую пощёчину.
Дочь соскочила с кровати.
– Ты что, мама, что случилось?
– Витька пропадает, а он…
– Ну не сплю я уже, не сплю. Видишь, вот он я, – Игнат откинул с сонного лица пятернёй волосы. – Что орёшь? В морду ещё тычет. Вот баба! Кто пропал, куда пропал?
– Да Витенька наш, о Господи! – она в двух словах обсказала встречу с Ханафеевым.
– Он не сказал, перед Александровкой или после неё Виктора-то видел? И когда? – Игнат искал решение.
Если до, так по времени должен быть в Александровке. Дальше не пойдёт, это точно. Если после, то часа два ждать надо…
– Ну что сидишь, Игнат? – она без сил опустилась на пол.
– Марфа, ты не ори на меня. Думаю, вот и сижу, – Игнат уже полностью пришел в себя.
– Ну и что удумал?
Игнат высказал вслух свои мысли.
– Пока ты ждать будешь – родной сын замёрзнет насмерть. Ой, Витенька, кто же это тебя надоумил? Давай-ка, Игнат, иди к соседу, проси лошадь, поедем навстречу.
– И то верно, баба, а дело говоришь, – одобрил Игнат.
Не прошло и получаса – пришел с запряжённой лошадью.
– Тулуп-то захвати на запас.
Марфа сбегала за тулупом, уселась в розвальни, на сено.
– Н-но… пошевеливай, – Игнат тронул вожжи.
Ехали молча. Да о чём было говорить? Прикрывали лицо от ветра и снежных хлопьев из-под копыт бегущей лошади. Всматривались вперёд, но никого не было.
Доехали до Александровки. Постучали в несколько изб. Нет, не было никого. Игнат, до сих пор не верящий в возможность случившегося, теперь не на шутку испугался.
– Не вой, ведьма старая, скину сейчас на дорогу. Лошадь вся и так упрела, с воем твоим… – Марфу он и не собирался трогать, так, злился.
Она отвернулась от Игната и причитала:
– Чует моё сердце. Спаси тебя, Господи, сынок… – Недолго она молила бога о милосердии.
Проехали они не более четырёх километров от Александровки, повернули по реке за скалу. Игнат увидел впереди что-то чёрное, присмотрелся – не движется.
– Слышь, Марфа, глянь-ко вперёд. Что там? Река ведь, пней не должно быть.
