Он поставил чемодан на ребро, отряхнул землю с Бабаниной спины, уселся сам спиной к паровозу и посмотрел на соседку. Она сидела спиной к борту, голова склонилась на грудь. А шляпка съехала на лоб.
– Чего это с тетенькой, – спросил Лёнька, – может, в нее попали? Бабаня посмотрела на соседку, поправила ей шляпку и вдруг шлепнула ее ладошкой по щеке. Соседка вздрогнула, вздохнула, открыла глаза и сказала:
– Что это со мной? Я так испугалась.
– Я тоже, – успокоила соседку Бабаня. – Это у вас был обморок. И все.
Выяснилось вскоре, что на платформе все живы. На соседних вроде тоже, хотя и спрашивали: «Нет ли у вас на платформе врача?»
Так и доехали до Гатчины, без потерь, если не считать Лёнькину тюбетейку, которая улетела в неизвестном направлении, когда Лёнька помогал Бабане принять сидячее положение, после того как в нее попала «бомба».
От Гатчины ехали в вагоне дачного поезда. Бабаня всю дорогу просила Лёньку не говорить маме о бомбежке. Лёнька пообещал маме ничего не говорить, а сам думал о том, как он будет рассказывать лучшему другу Гошке именно о бомбежке. А о чем же еще?
Бабаня сдала Лёньку маме и сразу заторопилась на свою Гончарную.
– Ты хоть чаю попей, – уговаривала ее мама.
– Нет-нет! Надо спешить. Приезжайте на блины. На ночь тесто заквашу, – пригласила их Бабаня и, многозначительно посмотрев на Лёньку, уехала.
Мама обняла Лёньку и вдруг заплакала.
– Ты чего плачешь? – прошептал Лёнька. – Все же хорошо. Лучше расскажи, как тут у вас в городе, какие новости.
Мама перестала плакать и прошептала:
– Что же вы так долго не приезжали? Я извелась вся. У меня и есть нечего. Никого нет, я и не готовлю. Будем пить чай с сахаром. Согласен?
Лёнька попросил маму открыть чемодан и достал из него завернутую в непромокаемую бумагу драчену.
– Это тетя Вера нам на дорогу положила, – сказал он гордо, – а мы про нее забыли из-за этой… Лёнька чуть не брякнул про бомбежку, но вовремя захлопнул рот ладошкой, чтобы не выдать Бабаню.
Но мама так обрадовалась драчене, что не обратила внимания на Лёнькин жест. Она разрезала драчену на четыре части, и они стали пить чай. Лёнька откусывал кусочек драчены, потом брал в рот кусочек сахара, запивал это глотком горячего чая и слушал мамины новости. А новостей оказалось много.
Оба соседа ушли на фронт. Муж тети Вари – красноармеец-пулеметчик, а Полинин муж – командир с двумя красными кубиками в петлицах.
– А папа? – спросил Лёнька.
– А папу на фронт не пустили.
– За что? – обиделся Лёнька.
– Не за что, а почему, – поправила Лёньку мама. – Папу оставили на заводе и назначили начальником штаба МПВО завода.
– А начальник – это тоже командир? – спросил Лёнька и вспомнил, что на фотографии у отца в петлицах было три треугольничка.
Это когда он служил в Красной армии.
Мама кивнула и на вопрос, где же папа, объяснила, что МПВО – это местная противовоздушная оборона, а потому папа находится на казарменном положении. То есть он и днем и ночью должен быть на заводе.
Лёнька обрадовался: он подумал, что папа будет стрелять из пушки по фашистским самолетам. Но мама покачала головой и перешла к другим новостям.
К Полининым детям приехала бабушка, а уехать не может. Ее город заняли немцы. Бабушка спит на кухне, на плите. Потому что в комнате она не поместилась.
А еще теперь в магазинах все продают по карточкам. Без них ничего купить нельзя.
– Даже конфеты? – удивился Лёнька.
