С годами Джордж не изменился. Он и сейчас честный, надежный. Изменилось окружающее. И она. А все эти французские кассеты. Кажется, их подарила Кэти. Они собирались в Дордонь, и у Джин была масса свободного времени. Несколько месяцев спустя она стояла в магазине в Бержераке, покупая хлеб, сыр и тарталетки со шпинатом. Продавщица извинялась за погоду, и Джин только тогда сообразила, что с удовольствием поддерживает разговор. А Джордж сидел на скамейке, считая комариные укусы. И вроде бы ничего не случилось, однако по возвращении дом показался ей холодным, маленьким и каким-то чересчур английским.
Джин услышала, как открылась дверь душевой кабинки.
Она сама поражалась тому, что стала встречаться с Дэвидом. Он носил льняные пиджаки с водолазками персикового и голубого цветов и курил маленькие сигары. Дэвид прожил три года в Стокгольме, и его развод с Миной – кстати, вполне дружеский – лишь усилил впечатление, что он чересчур современен для Питерборо.
Дэвид рано ушел на пенсию, Джордж потерял с ним связь, и Джин его не вспоминала, пока не увидела однажды на кассе в «Оттакаре» с книгой рецептов Джеймса Оливера и жестянкой карандашей «Мейси Маус». Они посидели в кафе через дорогу. Когда Джин рассказывала ему о поездке в Париж с Урсулой, он не поднимал ее на смех, как Боб Грин, и не удивлялся вроде Джорджа, что две женщины среднего возраста провели долгий уик-энд в чужой стране, в незнакомом городе, и их не ограбили, не задушили и не продали в рабство.
Дэвид не красавец – ниже ее ростом, с волосатыми руками, однако Джин не встречала мужчин старше пятидесяти, которые бы так живо интересовались окружающим миром, новыми людьми, книгами, странами. Уже через пятнадцать минут знакомства она откровенничала с ним как со старой подругой. Это привело ее в замешательство.
На следующей неделе они стояли вдвоем на пешеходном мосту над автострадой, и Джин вдруг охватило чувство, которое иногда посещало ее на море. Корабли, скорбные крики чаек. Понимание, что можно уплыть в синеву и начать все на новом месте. Дэвид взял ее за руку, и она расстроилась. Только нашла родственную душу, а он хочет все испортить. Но он отпустил ее и сказал:
– Пойдем, тебе пора домой.
А ей вдруг захотелось, чтобы он снова взял ее за руку. Уже потом испугалась. Сказать «да». Сказать «нет». Сказать «да» и понять, что надо было сказать «нет». Сказать «нет» и понять, что надо было сказать «да». Раздеться перед другим мужчиной и показать недостатки своей фигуры, которая в последнее время доставляла немало огорчений.
Она рассказала Джорджу, что встретила Дэвида и пила с ним кофе. Правда, о руках на пешеходном мосту промолчала. Она хотела, чтобы Джордж рассердился и упростил ей жизнь. А он не рассердился. Она упомянула имя Дэвида в разговорах еще пару раз. Никакой реакции. Своим равнодушием он будто поощрял ее к измене.
У Дэвида были другие женщины. Джин догадалась – еще до того, как он сам сказал. Поняв это, она обрадовалась, потому что не хотела изменять мужу с человеком, который не знает, что делает. Особенно после той мерзкой истории с Глорией, чей любовник заявился однажды утром к ней домой.
Дэвид действительно был ужасно волосатым, почти как обезьяна. И это все упрощало, показывая, что дело не в сексе. Хотя со временем Джин стало приятно ощущать под пальцами его шелковистые волоски. Хлопнула дверь ванной, и она закрыла глаза. Дэвид прошел по ковру и обнял ее. От него пахло хвойным мылом и чистой кожей. Джин чувствовала у себя на затылке его дыхание.
