***
Первые дни работы на новом старом месте полетели стремительно. Нестерова уважали за опыт, интерес подогревала и история личного характера, из-за которой он оказался в Нашинске, и про которую толком никто ничего не знал. Кто-то шептал, что он изменил жене. Кто-то выдумал, что она ему. Кто-то приплёл, что он брал взятки в управлении. Кто-то, наоборот, что в нужный момент оказался слишком честным. Была даже версия, что всю эту чушь специально придумывают, чтобы отвлечь внимание от главного – Нестеров, мол, засланный казачок, и на самом деле приехал собрать реальную информацию о работе полиции в Нашинском районе по чьему-то поклёпу.
Трофимыч на обеденном совещании понедельника представил Нестерова коллективу, накидал «новичку» несколько каверзных уголовных дел, запущенных другими следователями. Например, мошенничество цыганской фирмы, которая заключила договоры подряда чуть ли не со всеми пенсионерами города, взяла предоплату и теперь отчаянно изображала финансовые трудности.
Местные следователи, услышав такой перечень из малодоказательных и сложных дел, не без злорадства предвкушали, как «звезда» уже к концу месяца начнёт захлёбываться в сроках. Но Дмитрий спокойно помечал что-то в ежедневнике, и уже со второй половины первого дня работы допрашивал пару каких-то свидетелей, а вечером обошёл все подразделения отдела, собрал новые и возобновил старые контакты.
После работы они с Суходоловым наведались в излюбленное полицейскими кафе «Жигули». Заведение держало марку: в меру интимная полутьма, хиты шансона, обалденная солянка и скидки для сотрудников, которые владелец установил в обмен на оговорённые послабления со стороны органов. Несколько часов за крепкими напитками друзья обсуждали всё на свете. Старый опер, как ребёнок, только что вернувшийся из летнего лагеря, выкладывал товарищу все новости-старости, которые имели место за это время, а также несколько раз порывался позвонить жене Дмитрия, приговаривая: «Так не годится. У меня и похуже случаи бывали, но всё же обошлось».
На утро Суходолов с облегчением думал, что вчерашняя попойка означает возобновление дружбы в том долгожданном виде, в каком она была до отъезда Нестерова. А сам Дмитрий, несмотря на выпитое в «Жигулях» не потерявший способности к критике, за время застолья осознал, насколько же он всё-таки не здесь и головой, и сердцем. И не без горчинки отметил, что разговоры со старым опером тянут за собой скуку. Слава Богу, на столе не заканчивалось спиртное.
Следующим утром Нестеров занялся рабочим местом. Трофимыч с опасением и восхищением наблюдал, как тот разобрал корпус служебного компьютера, извлёк оттуда губку спрессованной бурой пыли, снабдив это комментарием: «Заварим какао, Иван Трофимыч!», потом выгреб оттуда же остатки чьей-то трапезы («Вот, смотрите, чем до революции питались!»), канцелярских изделий и пустой пожелтевший бланк осмотра места происшествия («Ещё походит!»). Аналогичную операцию по просьбе Садких Дмитрий провёл с компьютером начальника. Трофимыч после увиденного ещё пару дней находился под впечатлением, рассказывая всему отделу про магические, с его советско-стариковской точки зрения, способности Нестерова по части общения с техникой. «Оживил мертвечину!» – ликовал Садких, оценивая скорость работы оздоровлённого компьютера.
