– Нам пора, Альбин, второй звонок.
– Ну вот, даже горло не смочили, эх, – разочарованно протянула подруга.
– Смочишь в антракте!
Развернув программки, девушки стали изучать суть спектакля и подшучивать над некоторыми актерами. А когда погас свет, приняли удобное положение в креслах и сосредоточились на спектакле. В перерыве подруги поспешили в буфет и туалет.
Наконец оказавшись за столиком в буфете, они принялись обсуждать первое действие спектакля и свои насущные дела.
– Ну, как день прошел? – допивая последние капли шампанского из фужера, обратилась Альбина к Еве.
– Нормально, если не считать бестолковой встречи с маркетологом, которую мне Руся посоветовал.
– Он тебе вечно советует бесполезных людей.
– Ну да, тоже заметила, особенно в последнее время. Но он мне помог, когда я только уволилась и не знала, куда податься, как выброшенный котенок. Поэтому иногда воздаю за его доброту.
– Ну а с этим неудачным экземпляром что не так?
– Да она тупо не услышала, о чем ее просили, хотя я все доступно расписала. Что-то там с личной жизнью у нее. На пороге тридцать лет, а того самого все нет. Хотя она из категории «не пьет, не курит, полезное готовит», пусть даже только завтраки. Что там еще… а, ну да, спорт, наверное: может кататься на лыжах и коньках, ну и прочее. Этот набор достижений у нее под аватаркой в социальной сети указан.
– Ага, в позе лотоса стоять, ясно, очередная жертва. Все хорошо, да не все?
– Любит плакать…
– Этим все и сказано. Ее бы в нашу молодость, в лихие девяностые! Помнишь это чудное детство? – Альбина рассмеялась в голос.
Ева же ненавидела это все тогда, но с юмором вспоминала сейчас.
– Такое не забудешь. Как это модно называть у психологов? Травмы детства? У меня два шрама на ноге, один на правом локте, на большом пальце руки плюс невидимый на лбу – вот что я называю травмами.
– Ха-ха, как вспомню: двояк по литре, а вечером на танцы, меня под замок – так я через окно убегала, мамкин тапок вдогонку! Ой, меня вот доченькой стали называть, когда я из родительского дома съехала, лет так десять спустя, а тогда, кроме как бестолочь непутевая и все прочее, даже имени своего толком не слышала.
– Они с годами сентиментальные становятся. К тому же, кроме нас, у них никого больше нет.
– Что-то особо во мне не нуждались тогда, а сейчас вдруг…
– Ну ты обиду не держи. И потом, ты живешь за тысячу километров от своих – грех жаловаться.
– Ну да, пары телефонных разговоров в месяц вполне достаточно.
– Злые мы, – рассмеялась Ева. – Интересно, как наши дети будут себя вести?
– Надеюсь, не мордой об стол.
Уже в зале Ева окунулась в память о прошлом. На сцене Малого театра играли свою игру актеры, а она вспоминала, как в школе участвовала в КВН и тоже мечтала стать актрисой. Еще совсем маленькой устраивала постановки для соседских детей, ей нравилось внимание, но особо никто не понимал, что играет Ева, и расходились на середине представления.
Летом ее отправляли на каникулы к бабушке, у которой она не любила оставаться: надо было полоть траву, собирать ягоды, ходить в уличный туалет, где плели свою паутину страшные пауки. И хотя у Евы не было выраженной арахнофобии, все равно ее бросало в дрожь от одной только мысли, что какой-нибудь паук сядет ей на голову, а ночью так вообще заберется под одеяло и съест. Но все эти страхи не волновали строгую бабушку: та норовила воспитывать внучку так, как воспитывали ее саму. Сходить до колонки за водой, помочь на кухне, побелить стены, помазать сарай, а еще заготовки на зиму. Научиться ощипывать кур для Евы было тем еще испытанием. Она с семи лет умела варить борщ, разбираться в сортах помидоров, пользоваться оконной замазкой, красить забор да и много чего еще.
