Поворотные времена. Часть 1 - страница 28



того же «Теэтета», если мы сумеем ввести в эту беседу Аристотеля, Плотина, Ник. Кузанского, Декарта, Спинозу, Канта, Гегеля… Условие того, чтобы эти персонажи не передрались (все философы – люди), – одно: сократическая беседа «в мире и на досуге» в присутствии Сократа-повитухи.

In statu nascendi – в состоянии рождения, в начинании, в возможности – мысль чревата иными, разными возможностями и начинаниями, она еще не пошла в ход, в дело. Здесь-тο и можно войти в общение философий, понять, как они возможны, как именно философы, часто не подозревая об этом, часто отрицая это, всегда – в качестве философов – занимаются одним делом сообща, как они порождают свои взаимоисключающие – но и взаимоподразумевающие – начала из единого лона мысли.

Судя по всему, сократовский образ философа как повивальной бабки мысли очень даже идет к делу. Причем – к самой сути Дела, далеко не только как прием. Попробуем же извлечь из этого образа еще несколько поучений на будущее.

1) Философа занимает мысль в состоянии рождения, в замысле (в возможности, в начале). Конечно, заглянув в истории философии или просто взглянув на фолианты философских трудов, мы увидим ряд мощных направлений, библиотеку капитальных сочинений, развернутых систем, развитых – и продолжающих столетиями развиваться, комментироваться, систематизироваться в школах – учений, доктрин, концепций. Ho если мы будем держаться при этом сократовского подхода к делу, если сумеем увидеть в истории философии прежде всего продолжение (развитие, может быть, даже переиначивание) сократовского дела (τό πράγμα), то эти учения раскроются как систематическое занятие началом, возможностью мысли в ее собственном изначальном деле. Как если бы всю историю философии можно было бы понять как продолжение «Теэтета» (в частности, «Теэтета»): как систематическое возвращение к началу, обращение к началу, пребывание при начале.

2) Философа занимает мысль в состоянии рождения. Значит ли это, что он должен копаться в том, что нынче, если не ошибаюсь, называется когнитивной психологией, или в том, что еще недавно называлось гносеологией? Вообще, – заниматься рациональной способностью человека, поскольку человек, как говорят, есть animal rationale – животное рациональное? Ежу понятно, что человек не сводится к этой способности, что он обладает сердцем (кто не восхитится знаменитым афоризмом Паскаля: «Le coeur a ses raisons que la raison ne connait point» – «У сердца собственные суждения, которых рассудок не понимает»?!), душой, телом, подсознанием и, кто его знает, чем еще. Разве философ в отличие от рационального психолога, гносеолога и пр. не должен брать человека в целом, а не только в его рациональной способности? Ho кто сказал, что мысль это (1) наша (2) рациональная (3) способность? Как такое пришло на ум? Как мы могли подумать, что мышление – это..? Как произошло, что мы начали разуметь разум как..?

Только с этими – первоосмысляющими – вопросами мы подходим к той изначальности мысли, к тому ее началу, которое, как мы предполагаем, занимает философа.

3) Философа занимает мысль в состоянии рождения и там, где его занимают другие дела: их замысел. Как может родиться замысел чего-то такого, как, например, научное познание? Как может быть осмыслено бытие и мышление, чтобы замысел науки стал возможным? Ho мысль втягивается в воронку философии, когда задается вопросом о начале, о рождении этой первоосмысляющей мысли: как, какой такой мыслью может быть помыслено то, что лежит в начале мысли и, стало быть, как будто бы мыслью не является (или именно мыслью