– А вы можете сделать покороче нос?
– Могу, – ответила я. – А зачем? Вам не пойдет короче. У вас нарушатся пропорции лица.
Все же я изменила нос: не я оказалась тем художником, который нарисует ее как она есть. Когда-нибудь моя Анастасия расстанется со своими комплексами и сможет наконец устроить мужу скандал по поводу его измен.
– Спасибо, – она с улыбкой приняла портрет.
Я взяла деньги и тут же потратила их на бутылку «Жигулевского». Села на песок, куда пришлось. Пиво было холодным, но невкусным. Дешевое. Я поставила его между колен и смотрела на море.
– Девушка, я видел, вы художник? Нарисуйте меня, – ко мне подошел молодой человек и бухнулся на песок рядом.
Я больше не хотела рисовать. Я еще жила своей Анастасией. Медленно я отвела взгляд от моря на молодого человека. Он был одет в белые модно рваные джинсы и расстегнутую рубашку. Передо мной был Миша. С белой челкой, с совершенно сумасшедшими, радостными глазами, улыбался и сидел в такой же позе, как я – расслабленно и руки на коленях.
Первую минуту я смотрела на него, никак не контролируя свои чувства, смотрела, смотрела, не стесняясь, не думая, как выгляжу, кажется, открыв рот, лихорадочно собирая рассыпавшееся по всему пляжу свое сердце. Наконец, ответила ему:
– Молодой человек, я вас уже рисовала. В Казацке. Разве не помните? Что ты тут делаешь? – запнувшись, добавила я.
– Приехал на море. Каждый год езжу, – ответил он просто. Но глаза его говорили о другом.
– К тете Вале?
– Ну да.
Я проглотила все свое понимание, как устроен мир и поклялась больше никогда не страдать почем зря. В пустыне депрессии меня встретило счастье, отвело насильно за угол и навешало мне тумаков.
– Пива хочешь? – протянула ему свою бутылку.
– Это же буратино, а не пиво. Пойдем купим хорошее.
– Ну пойдем.
Он подал мне руку – руку! – сильную, почему-то уже загорелую, с гладкой кожей, и мы пошлепали по песку к кафешке. Руку он сразу убрал. От него приятно пахло какой-то мужской водой.
Он купил «Баварию» и вскрыл обе бутылки встроенной в бар кафешки открывалкой. Пиво было потрясающее.
– Я люблю светлое, – сказала я. Мы сидели на песке в тени береговых акаций и смотрели на море.
– Буду знать.
– И арахис, – обнаглела я.
– Шо, купить?
– Нет, – рассмеялась я.
– Ну смотри. А то ж куплю.
Больше мы не говорили. Потом он разделся и пошел купаться.
Его спина за год стала шире. Я не стала ею любоваться и легла навзничь на песок. Не закрывая глаз, смотрела в палящее небо. Чайки кричали о том, что знают, что будет дальше.
Ужин – мой жгучий борщ о любви – мы притащили в комнату и навернули каждый по две тарелки.
– Я ночью с дедом приехал в Казацк, узнал, шо тетя Люба таскала всех на море к теть Вале и ты до сих пор тут. Я побежал на станцию и взял билет до Николаева на утренний автобус и потом – сюда. Даже не ел.
«Интересно, – подумала я. Все-таки он ко мне приехал или на свое море к своей волшебной тете Вале?»
Едва сдерживая смех, я молча забрала у него пустую тарелку, отнесла всю грязную посуду в кухню и стала ее там перемывать.
Миша зашел, открыл форточку и сел под ней за стол.
– Завтра покажу тебе местный дикий пляж. На скалах.
Во рту страшно жгло.
Я улыбнулась и ушла в свою комнату.
Миши было так много, что я отстранялась от него. Как всегда, я была ошалевшая от него. Какое-то время я в кровати смотрела на фонарь в окне и потом уснула без единой мысли в голове.
