Евгений Михайлович завёл глаза к небу.
– Я в принципе не готов обсуждать слова из канонической русской библии.
– Хорошо, тогда зайду с другой стороны, – пожал плечами Арсений Петрович. – Вы же не можете не согласиться, что правдивость – это способ общения с окружающими и с самим собой, который позволяет воспринимать действительность такой, какая она есть, и именно таким образом действовать. А ложь – это преступление против совести, она искажает истину и никогда не является методом решения проблемы.
«Истина», «ложь», «правдивость», «совесть» – эти непотребные слова были вычеркнуты из благопристойного словаря элитной «деревни», и лишь изредка, со строго дозированной смелостью их употребляли социологи и журналисты, окормлявшие дикие племена за пределами здешнего благословенного прихода. И вот этот ужас пришёл сюда, возник, как знак чумы из «Декамерона», как наклейка «Опасно!» на коробке с химикалиями, как предостережение в виде разбитых автомобилей, которые ещё совсем недавно ставили на опасных поворотах дороги.
Оправившись после первого потрясения, Евгений Михайлович приготовился было действовать – мгновение поколебался: не дать ли отпор этому новому соседу в самой грубой вербальной форме, чтоб зарёкся, старый придурок, впредь вести такие разговоры, но решил – нет, не стоит, сейчас требуется осмотрительность. Надо посоветоваться с Зиной. И, сославшись на неотложные дела, он решительно припустил к дому.
Зина в новом прикиде изучала себя в зеркале с тем вниманием, с каким узник наблюдает проделки выдрессированной в темнице крысы. Профессия стилиста явно была не её стезёй, не её коньком и не развлечением, продиктованным самоуважением и вознаграждающим само по себе. Нет, Зина воспринимала себя и свои занятия со свирепой серьёзностью, и каждый новый образ давался ей с трудом, сравнимым с какой-нибудь тяжёлой тюремной повинностью.
– У нас появился новый сосед! – заорал с порога спальни Евгений Михайлович. – Какой-то старый придурок —правдолюб.
– Интересно. – Зина оторвалась от зеркала. – Ты с ним уже познакомился?
– Да вот только что. Имел удовольствие. Он такие речи с ходу стал задвигать, у меня аж мурашки по телу. Типа, как жить не по лжи, и ещё из библии что-то цитировал.
– Он что, сильно верующий?
– Да чёрт его знает. Похоже просто больной на всю голову. Такую ахинею при первой встрече нести! Да, а вот кто действительно больной, так это его внук.
– Всё интереснее и интереснее, – Зина пожевала губами. – Старик сам тебе об этом рассказал? И чем же его внук болен?
– Да я его видел, этого внука! – едва не сорвался на фальцет Евгений Михайлович. – Урод уродом. Голова большая, грудь узкая и еле ковыляет. Да ты сама на них можешь полюбоваться. Вон они, разгуливают по соседнему газону!
Со второго этажа дома из окна спальни соседний газон действительно был виден как на ладони, и по нему действительно разгуливал старик в сопровождении мальчика, который передвигался, мягко говоря, странно.
– Да у него церебральный паралич! – воскликнула Зина, всплеснув руками. – Ну-ка, погугли, Женя, как эта болезнь описывается в медицинских терминах.
– Уже, Зина, уже. – Евгений Михайлович впился глазами в экран своего смартфона. Вот послушай. Деформация туловища и конечностей, тяжёлый двигательный дефект рук, нарушения функций мышц ног. А ещё атрофия зрительных нервов и нарушения слуха. Ну, точно, всё совпадает! И со слухом, похоже, у него проблемы: стоял рядом с дедом и ни звука не издал. Потому что ни черта не слышит!
