Повар изобразил юмор на лице, подобно тому, как это делала хозяйка, взял тарелку из посудомойки, извлек откуда-то куриную, полностью обглоданную куриную ножку, положил на тарелку и протянул Максу. Макс лишь на мгновение глянул на “блюдо” и тут же перевел взгляд на глаза повара. Максим знал, что хорошо владеет своим лицом, и что его губы очень выразительные, но сейчас их выражение было неподвластно Максу. Еще перед тем, как Макс отодвинул тарелку левым мизинцем, он заметил, что повар резко побледнел, а потом принялся повторять: – joke, it is just a joke, it is just a joke… (это просто шутка, это шутка, это шутка) накладывая на новую тарелку две только что зажаренные куриные ножки поверху пахучей картошки…
В этот самый момент Максим думал, что друзья, которые приютили его, имеют 4 детей, которые недоедают, потому что они только 2 года в Америке, и Максиму следовало бы принести в дом хоть какие-то деньги. Он знал, что эти милые друзья никогда его не попрекнут, за то, что он ничего не приносит. Максим просто любил этих друзей и их детей… А может быть, чувства были совсем иные, потому что перед глазами встала Серафима из Бега, что по Булгакову, как раз перед своим походом на Перу в Константинополе?
И все же повару, наверное, повезло. Макс принялся обедать и уже жуя продолжал думать о повaре… —эта шутка… его так научили, да и только, кажется тот даже не пытался никого унижать, похоже, он просто не умел шутить иначе.
На обед отводилось 10 минут. Работа закрутилась опять, часа два хозяйкин сын вообще отсутствовал, казалось, кровяное давление замерло на какой-то высокой отметке. Снова объедки, пластиковые ложки, струя прохладной воды, сушка, и опять объедки. И только Максима начало посещать ощущение стабилизации на границе физического обморока, как вдруг, неожиданно, в кухню ворвалась толпа – хозяйкин сукин сын, сама хозяйка и неизвестный старик, очень похожий на обоих. В руках у старика была одноразовая пластиковая вилка, которую он, казалось, пытался вонзить в нос Максиму. Все трое что-то орали. Вилку Максим отвел мизинцем левой руки, старик побледнел, как давеча повар. Но работу Макс потерял! Это он понял на интуитивном уровне, еще не разобравшись, что именно не так… Не так оказалось – одноразовые вилки-ложки, их предполагалось мыть! И подавать клиентам опять. Максим, напичканный свободомыслящими советскими газетами времен перестройки, считал как раз, что такое делают только в советских столовках…
Красивая хозяйка – мать сукина сына, остановила уходящего Макса, дала ему подписать бумагу и протянула 27 долларов. Он отработал 9 часов! Он шел к выходу. Ресторан был пуст, в зале сидели давешние официантки. Одна даже дружелюбно помахала рукой. Уже на улице Макс догадался, что он не потерял работу, потому что ее и не находил. Просто ресторан был уже закрыт. На улице моросил дождь вперемешку со снегом. Так и не удалось высохнуть, рубашка и тело были мокрыми…
Милые друзья ждали его с ужином и горячим чаем, тепло разливалось по телу и душе. Как оказалось, пока Максим шел домой, звонила хозяйка ресторана “Coffee Forest” – она хотела Макса на завтра опять – то ли он ее устроил, то ли больше никого не нашлось. Максим уже начал прихлебывать крепкий чай, как вдруг ощутил боковым зрением, что его друзья чего-то от него ждут. Было какое-то напряжение. “Взгляни почту” – тихо и осторожно сказал друг. Максим обычно оставлял на после ужина то, что на английском. Но, он перевел глаза с конверта на друзей и увидел в их глазах нечто прежде незнакомое. Некое настойчивое ожидание… и Макс распечатал конверт …
