Позвони мне, позвони (сборник) - страница 12



            «Ку-ку!

Останься.

Прошу…»

А я

            не могу.

А я

            ухожу.

Цветы в изголовье,

и тень на лице.

И ночь

            на изломе.

И пуля

в конце.


…А ты все время —

                        вверх,

все ближе,

            ближе.

Из-под закрытых век

тебя я вижу.

Идешь,

            как инвалид,

ступаешь ватно.

И кто заговорит, —

уже

            не важно.

Не важно,

            кто начнет,

а кто продолжит.

Себя

            перешагнет.

Жизнь

подытожит.

Взойдет на перевал.

Вернет,

отчаясь,

затасканным

            словам

первоначальность.

6. Когда выжил…

Что я?!

            Что это я?!

                        Да что я?!

В воспаленном:

«то…

иль не то?..»

Выбрал

            самое распростое.

Проще пива.

Глупей лото…

Расплываюсь

            в слезливом трансе.

Вопли кончены.

Не берет…

Вы

            орите!

А я

наорался

на десяток годов

            вперед.

По озерной метельной глади

прет

весенних недель

            орда.

Все будильники мира,

                        гряньте!

И замолкните

навсегда.

Лишним криком

            эпоха скомкана,

смята

грохотом календаря…

Да отсохнет

            язык

                        у колокола,

если он трезвонит

зазря!..

Реки движутся

            в каменных шорах,

дни уходят в небытие…

Крик

            устал.

Да здравствует

шепот

двух людей:

его

и ее.


…Застыла у дверей.

Теперь

            помедли.

Невыносимой тишине поверь.

Вчера меж нами

             были

                        километры.

Сегодня —

только тоненькая дверь.

Подмигивают фонари спросонок.

Над зимней ночью

                        взмахи снежных крыл.

Нам очень скоро сорок.

Очень сорок…


Войди в свой дом.

Я двери отворил.

Друзьям

«Я богат…»

Савве Бродскому

Я богат.

Повезло мне и родом

             и племенем.

У меня есть

Арбат.

И немножко свободного времени…


Я

подамся

от бумажных

             запутанных ворохов

в государство

переулков,

             проспектов

                          и двориков.

Все, что я растерял,

отыщу в мельтешении радужном.

Где витой канделябр

и бетонные глыбины —

рядышком.

Где гитары

             щекочут невест,

где тепло от варений малиновых.

Где колясок

             на каждый подъезд

десять —

детских

и две —

инвалидных.

Там, где будничны

тополя

             перед спящими школами.

Там, где булькают,

как вскипевшие чайники,

                          голуби.

Выхожу не хвалить,

не командовать

             уличной вьюгою.

Просто так

улыбаться

             и плыть

по Арбату

седеющим юнгою.

Богини

Давай покинем этот дом,

                          давай покинем, —

нелепый дом,

набитый скукою и чадом.

Давай уйдем к своим домашним богиням,

к своим уютным богиням,

             к своим ворчащим…

Они, наверно, ждут нас?

             Ждут.

                          Как ты думаешь?

Заварен чай,

             крепкий чай.

                          Не чай – а деготь!

Горят цветные светляки на низких тумбочках,

от проносящихся машин

             дрожат стекла…

Давай пойдем, дружище!

Из-за стола встанем.

Пойдем к богиням,

             к нашим судьям бессонным.

Где нам обоим

             приговор уже составлен.

По меньшей мере мы приговорены —

к ссоре…

Богини сидят,

             в немую тьму глаза тараща.

И в то,

             что живы мы с тобою,

верят слабо…

Они ревнивы так,

             что это даже страшно.

Так подозрительны,

             что это очень странно.

Они придумывают разные разности,

они нас любят горячо и неудобно.

Они всегда считают

             самой высшей радостью

те дни, когда мы дома.

Просто дома…

Москва ночная спит