– Не знаю, – пожал плечами Александр Дмитриевич. – А в каком ты больше предпочитаешь? Хошь – в сосновом, хошь – в березовом. Хотя, это тебе лучше в ритуально-мемориальной конторе уточнить, в каких гробах у нас нынче чекистов хоронят…
– Чё так прям сразу и хоронить? – неожиданно возмутился Потехин. – Я на тот свет пока не собираюсь!
– Хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах! – Рубанул с плеча Головин мудрой цитатой, что тоже слышал когда-то от Хоттабыча. И её формулировка нравилась ему больше расхожей русской мудрости: человек предполагает, а Бог располагает. – Ты уже на грани, Савельич! Понимаешь, о чем я?
– А я по-другому и не умею, – немного пафосно, но честно ответил Потехин. – Помру если, найдется, кем заменить. Незаменимых у нас нет.
– Вот, вроде бы, и умный человек ты, Игнатий Савельевич. И образование имеется, а рассуждаешь, как темный крестьянин с двумя классами церковно-приходской школы! Ты хоть представляешь себе, сколько ресурсов наше социалистическое государство тратит, чтобы воспитать хоть одного грамотного специалиста? Да еще и Одаренного? А? Чего молчишь, товарищ майор госбезопасности, как рыба об лед? – продолжал распекать Потехина товарищ оснаб. Он даже согрелся слегка, а вылетающий из его рта горячий пар тут же осыпался на пол каземата мелкими кристалликами льда – мороз в подвале становился все крепче.
– Я как-то не подумал… – попробовал «отбояриться» от Головина Игнатий Савельевич.
– А должен был! – Словно хлыстом стеганул словом Александр Дмитриевич. – Ты думаешь, что твое здоровье, это только твое личное дело? А вот накося-выкуси, Игнатий Савельевич! – сунул ему головин в нос фигуру из трех пальцев. – Оно не твое, и даже не моё! Оно – общественное! Ты – представитель закона! Сотрудник государственной безопасности! Твоя задача – защищать простых советских граждан, от всякой расплодившейся мрази, паразитирующей на теле нашего социалистического общества! – словно на митинге рубил правду-матку Головин. – А если ты просто сдохнешь на своем посту, кто этим будет заниматься? Кто-то другой? А если такого не найдется? Сколько у нас ребят на фронте полегло? А? Миллионы! Так вот ты, Игнатий Савельевич, должен жить и служить Родине за себя и за того парня, который до этого дня не дожил! Да, живота своего не жалея, но и не дохнуть так тупо от какого-нибудь сердечного приступа! Поскольку твой приступ – настоящее преступление! А дохнут пусть наши враги!
– Ох, ну и макнул ты меня, товарищ оснаб, прямо рожей, да в собственное дерьмо… Я аж вспотел… – Потехин вытер выступившие на лбу капли пота.
– Отдых тебе нужен, Игнатий Савельевич, – уже вполне спокойно продолжил Головин. – У тебя голова уже сколько дней болит?
– А откуда… – заикнулся, было, майор, но вовремя вспомнил, с кем разговаривает. Этому Мозголому, похоже, ничего и пояснять не надо было – он «читал» у Потехина в голове, словно в открытой книге, невзирая на установленную Защиту.
– И ведь лекарства никакие от головной боли не спасают, – продолжил выговаривать районному начальству Александр Дмитриевич. – Только Медик ваш из госпиталя – Рыжов Лазарь Елизарович, эту боль унять на время мог. Но просить его каждый раз о помощи – зазорно тебе. Сила нынче дорога…
– Пощади ты меня уже, Петр Петрович! – взмолился наконец Потехин. – Понял я, что дурак! Понял!
– Вот и ладушки, – довольно потер озябшие руки Александр Дмитриевич, после чего прикоснулся пальцами ко лбу Потехина. – Боль я тебе снял – хоть выдохнешь немного.
