Прах имени его - страница 22
…и даже издалека дающей понять, что это чудо света, над которым не властны извилистое время и непостоянная память. Его должны воспеть в легендах – и воспоют; круглая и квадратная гавани, и сотни кораблей – не перечесть, не составить список. А дома, эти дома, возможные только в городе большой силы – в городе, добившемся многого…
Баалатон остановился, схватился за голову: показалось, что предметы раздваиваются. Но звонкое серебро сильнее любой напасти – он знал на собственном опыте. Пошел дальше, медленно, пошатываясь, то и дело хватаясь за голову после очередного болезненного спазма. Спустился к рынку. Побыстрее бы избавиться от обязательств перед мерзким халдеем, побыстрее бы пройти эти шатры и прилавки…
…полные заморских чудес и диковинок, невозможных в одном месте! И гордые голоса, и лица, такие непохожие на здешние, – лица, полные чувства собственного достоинства. Они ждут звона монет как сладкого меда поэзии из душистых горных цветов… Да, этот город – то, что нужно! Богатый город, великолепный город, самодовольный город, как раз из тех, что так любят паршивые боги – пока фундамент не обратится трухой, величественные храмы – развалинами, а бурная жизнь – легким воспоминанием…
Мальчишки, сторожившие прилавок, с опаской и интересом посмотрели на Баалатона, когда тот, чуть ли не рухнув на них, уронил голову на доски прилавка. Молча поднялся, потер глаза, пришел в себя, увидел своих шепчущихся помощников – и, все еще ничего не говоря, выложил пару монет. Махнул рукой – поняли без лишних слов. Схватили плату и унеслись по своим делам. Наверняка, подумал Баалатон, тут же все потратят – и так каждый раз. Бесконечный круговорот…
Солнце пекло все сильнее, неистово резало глаза – и Баалатон щурился, проклиная халдея. То ему подай-принеси поскорее, то он не приходит вовремя. И сколько уже пришлось прождать? Время – густой сироп. Ничего не понятно…
– Эшмун, – пробурчал Баалатон. – Я, похоже, переутомился. Или какая-то дрянь в той пещере…
Но тут стало значительно легче: взгляд зацепил проталкивающегося вперед халдея. Тот гордо выделялся на фоне рыночной толпы: как всегда, держался словно истукан на пьедестале, с которого видно только бесконечное небо и звезды – глаза богов, в то время как внизу сплошь бессмысленная суета, бренные, жалкие, надменные люди нового мира; богатые и бедные, мудрые и безумные, все одинаково.
– Наконец-то, – выпалил Баалатон, когда халдей с важным видом стал изучать его лицо. – Вы хотя бы представляете, какой… бред происходит в этой стране Медных Барабанов?
– Не имеет никакого значения, – отмахнулся халдей. – Сын Карфагена, я просил тебя привезти Драконий Камень, что прекраснее жемчуга, ярче звезд и кровавей граната. Ты справился? Помни: иного ответа, кроме как «да», у тебя быть не может!
Баалатон хотел ответить колкостью, но резко почувствовал себя хуже. Мир чуть шатнулся, на миг стал слишком нечетким. Проклиная себя за эту слабость, Баалатон просто вытащил Драконий Камень из мешочка на поясе и с трудом выложил на прилавок – не хотелось отпускать.
Халдей чуть насладился прожилками, переливающимися в пляске света. Потом вдруг достал инкрустированный по восточной моде деревянный ларчик из ливийского кедра – дорогое удовольствие! – с пучеглазыми молящимися фигурками на крышке, расписанной крылатыми духами-охранителями шеду: золотые силуэты на лазуритовом фоне.