– Ну, что-то вроде улицы красных фонарей устроит?..
Мы вышли из такси. Водитель проводил нас подозрительным взглядом.
Грудастые девицы тут же облепили Вову. Мы с трудом прорвались сквозь их плотный строй.
Какой-то бугай в кожаном прикиде начал нас настойчиво зазывать на садомазо-шоу.
Потом бритоголовый араб распахнул перед нами плащ, под которым, естественно, ничего не было, и сделал призывное движение в лучших традициях танца живота.
– Это как он делает? – заинтересовался Вова.
Араб непонимающе уставился на нас.
– Идёте со мной? – спросил он.
– Научишь его так животом делать?
Араб очумел.
– А секс?
– Сначала научишь, а потом подумаем. Не бойся, заплатим…
Всё ещё очумело озираясь, бедный араб (чёрт их знает, этих русских!) наконец привёл нас в свою комнатушку, где умывальник был прямо у дверей, а из-под него выдвигалось биде – непременный атрибут французского разврата.
Со вздохом облегчения Вова разделся.
– Давай!
Араб включил магнитофон и начал демонстрировать чудеса верчения животом.
Вова повторял. Араб его останавливал, поправлял. Наконец они начали делать это почти синхронно.
– Вова. – Вова ткнул себя в грудь. – А ты?.. – показал он на араба.
Тот выдал что-то очень длинное и очень сложное, потом опомнился, засмеялся и сказал:
– Жак.
Вова пожал ему руку и поднял большой палец вверх.
Араб непонимающе уставился на меня.
– Он говорит, что ты – мастер.
Жак прижал руку к сердцу.
– Мсье желают продолжить?
– А почему бы и нет, – сказал я.
– Не, я не могу, – испугался Вова.
Но шустрый араб уже начал ублажать его своими проворными губами…
По дороге в гостиницу Вова сказал:
– А вы, оказывается, хорошо знаете, что здесь почём…
– Всё-таки три года проработал. Да и к родителям часто приезжаю…
– Они что, в Париже живут? – изумился Вова.
– В предместье…
– А почему вы сразу к ним не поехали?..
– Здесь это не принято… Завтра нас ждут к обеду.
– Ой, я боюсь. Я вечно не знаю, какие ножи и вилки брать…
– Не дрейфь. Они всё-таки русские!
Утром горничная подала нам в постель подносы с завтраком.
– А её это не удивляет?
– Вова, это Париж! Здесь трудно чем-нибудь удивить…
Потом он вспомнил перед зеркалом вчерашний урок, который дал ему Жак, и остался собой доволен.
В студии у маэстро всё повторилось вновь. Бесконечно меняли грим, свет, позы. Наконец мы освободились и поехали к моим родителям.
Вова был поражён:
– И что, это их собственный дом?
– Как видишь…
– Да… – только и смог вымолвить Вова.
Наивный мальчик!
Меня расспрашивали о жизни, о работе, конечно же, о Люсе…
– А знаешь, – сказала маман, – даже несмотря на её несколько э… эксцентричное поведение, она мне нравилась. Жалко, что всё так закончилось… А твой протеже чем занимается?..
Протеже посмотрел на меня умоляющим взглядом.
– Он фотомодель и начинающий актёр, – отрапортовал я.
– Ты в своём репертуаре! – проворчал папик. – Если сам не на сцене, то рядом… Тяжёлая наследственность!
Вова непонимающе уставился на меня.
– Потом расскажу…
Мы вспомнили общих знакомых. Потом – деда и бабусю. Какой-то модный французский документалист решил снять фильм о них. Конечно же, мне его сосватали: приедет, мол, всё расскажешь, всё покажешь…
Вечером, в номере, Вова задумчиво сказал:
– Кажется, как будто вы не совсем родные…
– Ну что ты! Самые что ни на есть родственники. Просто большую часть жизни я провёл с бабусей и дедом. Родители были на дипломатической работе. Виделись редко…
