Она согнала с колен попугая, поднялась и взвесила сумку в руке. Килограммов восемь или девять… И что? Федька столько дал? Никогда не даст, хотя у него-то миллион как раз и может быть… С тех давних пор, как Лидка представила ей Федора в качестве своего жениха, Аля подозревала в нем близость к криминалитету, хотя тогда он носил офицерские погоны. Военный, блин! Получается, подруга каким-то образом заставила своего мужа раскошелиться… Или его обворовала… Тогда понятно, почему Федьке не надо говорить, где его супруга. Но непонятно, почему Лидка ничего про доллары не сказала ей, Аполлинарии. А еще подруга! Вообще-то иметь дома такую кучу денег опасно. Тем более, денег, появившихся нечестным путем. Это же смешно – думать, что училка младших классов может заработать девять кэгэ долларов!
– Ладно, сделаем вид, что мы не в курсе, – Аля застегнула сумку и снова отправилась на кухню. Кормежку птице надо обеспечить, а раскроет ей Лидка свою тайну или не раскроет, это уже дело десятое.
Барбаросса снова брел за Алей, помогая себе клювом. Из предложенных ему деликатесов в виде овсяных хлопьев «Геркулес», пшена и панировочных сухарей попугай выбрал хлопья.
– Ну, поживешь на хлопьях, – проворчала Аполлинария. – Яблоко было последним…
Яблоки… Сердце Али забилось с удвоенной скоростью. Яблоки она купила позавчера, еще в той, прошлой, жизни. «Приходите через пару дней, – сказал Продавец бананов, передавая ей пакет. – Я привезу яблоки с розовой мякотью». Аполлинария вспомнила его видавший виды темно-вишневый джип, стоящий рядом с входом и часто покрытый пылью неведомых дорог, ведущих к источникам фруктов и овощей где-то за городом. А однажды осенью Аполлинария обнаружила, что джип весь исписан номерами телефонов. Цифры рисовали прямо на пыльных дверцах, капоте и крыше.
– Девушки из сквера постарались? – спросила она Продавца бананов, кивнув на джип. – Желают вашего общества?
Все в городе знали, что по дальней аллее сквера днем и ночью прогуливаются барышни легкого поведения. Многолетнее гнездо порока…
Он засмеялся, и Аполлинария отметила открытое «ха-ха-ха» искреннего человека. Она не верила людям, которые зажато хихикали или прыскали в кулак.
– Мне срочно нужен сварщик. Приятель проходил с планшетом, надиктовал номера телефонов с сайта услуг, я записал – уж куда смог. А девушки из сквера… Нет. Я с женщиной могу только по любви.
«Облом, – подумала Аля, вспомнив это «по любви». – Как он меня полюбит-то? Такую…» Какую именно, додумать не получилось, потому что в подъезде опять загрохотали.
Попугай приподнял хохолок, буркнул «кыч» и снова уткнулся в хлопья.
Аполлинария вышла в прихожую и приникла к глазку. На этот раз из квартиры напротив вытащили стиральную машину. Тоже в коробке, запечатанную. То, что это стиралка, Аля узнала из разговора Мальвины с теткой в леопардовых лосинах, покупательницей. «Конец всему! – расстроилась Аполлинария. – У меня соседи – барыги!» Но почти до самого вечера соседская дверь не открывалась. А если и открывалась, то бесшумно, потому что Аля не слышала никаких звуков, углубившись в переживания юной сиротки, попавшей в лапы коварного искусителя. На завязку ушло страниц семь.
Аля повозила под столом ногами в поисках шлепанцев, но не нашла и протопала на кухню босиком, намереваясь сварить кофе – для прилива сил и, как говорила Лидка, для жовиальности. «Вечно твоя хозяйка выпендривается. Нет чтоб просто сказать – для жизнерадостности!» – Аполлинария повернулась к попугаю. Но Барбаросса не пожелал поддерживать беседу, сунул голову под крыло и притворился спящим. Притворился, потому что один его глаз, круглый, блестящий и коричневый, смотрел на Алю.
