Вообще Конвенция 2001 г. отличается весьма либеральным подходом в отношении требований к идентификации (вспомнить хотя бы идентификацию прав при уведомлении должника): описание даже будущей дебиторской задолженности может быть произведено по формуле «вся моя дебиторская задолженность от автомобильного бизнеса».
[56]В процессе написания работы нами были сделаны следующие выводы:
Договор международной цессии представляет собой сделку с иностранным элементом ввиду возможности уступки права требования из любого (в отличие от внешнеторговой сделки) первоначального договора (купли-продажи, подряда, оказания услуг и др.) и присущих ему свойств возмездности и безвозмездности (в отличие от внешнеэкономической сделки).
Договор международной цессии является двусторонней сделкой ввиду необязательности получения согласия должника на уступку.
Даже при получении согласия должника (для того, чтобы уступка затрагивала права и обязательства должника) сделка все равно не превращается в трехстороннюю, так как подобное согласие (как предварительное, так и последующее) выступает лишь условием на изменение прав и обязательств должника в рамках первоначального договора. Как известно, изменить первоначальный договор могут лишь лица (цедент и должник), заключившие его.
Договор международной цессии представляет собой двусторонне-обязывающий (в случае возмездности) или односторонне-обязывающий договор (в случае безвозмездности).
Российская арбитражная практика необоснованно препятствует совершению уступки будущей дебиторской задолженности; дебиторской задолженности, возникающей из двусторонне-обязывающего договора, и небесспорной задолженности.
М. Воробьева
Значение института особого мнения судьи при отправлении правосудия
М. Воробьева,
студентка 4-го курса факультета права ГУ-ВШЭ;
научный руководитель: д.ю.н. профессор Т. Г. Морщакова
Следует отметить, что институт особого мнения судьи не является каким-то новым явлением в сфере правосудия для России.
Впервые возможность разногласий между судьями была предусмотрена еще в «Кратком изображении процессов или судебных тяжеб», принятом Петром I в 1715 г. Однако надо сразу сделать оговорку, что, во-первых, этот акт касался юрисдикции военных судов, а во-вторых, в нем не говорилось об особых мнениях судей в нашем современном понимании и о возможности их публичного оглашения. Согласно «Краткому изображению…», если судья имел мнение, отличное от мнений других судией (рассмотрение дел было коллегиальное), то все судьи голосовали и приговор постановлялся большинством голосов, если при этом голоса судей распределялись поровну, то приговор основывался на голосах судей той половины, к которой относился председатель состава суда.
Возможность подачи письменных особых мнений была предусмотрена уже Екатериной II в «Учреждениях для управления губерний Всероссийской империи» в 1775 г. Однако на протяжении долгого времени в России, говоря об особом мнении судьи, отмечали следующее:
– особое мнение судьи – это явление нежелательное и даже в некотором роде ненормальное, но избежать его нельзя, так как при решении каких-либо вопросов и проблем очень трудно добиться единогласного решения и достигнуть единого мнения;
– считалось, что особое мнение судьи надо держать в тайне от сторон и широкой публики;
– единственно полезная функция данного института – помогать вышестоящим судам при пересмотре решений (т. е. вспомогательная функция).
