Хотя вообще-то говорила Таня, шесть лет назад, но я считала ее исключением из правил. Со времен моего детства гендерная динамика сильно изменилась – по крайней мере, такое впечатление у меня сложилось, прежде чем я стала мамой. Но оказалось, что мы с Джорджем до сих пор придерживаемся устаревших домашних сценариев. Когда Лив исполнился год, я поняла, что историями о поразительной способности мужа отказываться от домашних обязанностей – и даже не знать об их существовании – могла бы поделиться каждая знакомая мне мать. Маленькие дети, одетые не по сезону, не подписанные вовремя школьные разрешения, постоянное отсутствие нужных вещей в сумке («Ты не забыла подгузники?» – спрашивал меня Джордж каждый раз, когда мы садились в машину, и в голосе его слышалось обвинение). Мужчины негласно, но вполне внятно высказывали свою позицию. «Это не наша работа».
Мужья, которых я знала, включая моего собственного, активно общались со своими детьми – ничто в их поведении не напоминало ретростереотип мужчин, которые редко покидают свой кабинет и отказываются мыть маленькую грязную попу. Но стоило им превзойти в отцовстве Дона Дрейпера[3], как эти мужчины с чувством выполненного долга отправлялись на диван со своими смартфонами. У всех нас – и мужчин и женщин – крепко засело в голове воспоминание о совсем недавнем прошлом, когда в домашних делах от отцов не ждали практически ничего. Так почему же мы, матери, так злились и не осыпали аплодисментами и лепестками роз каждое участие наших партнеров в домашних делах?
Что касается этих вполне достойных мужчин, они прекрасно понимали, что участвуют в домашних делах гораздо больше, чем когда-то их отцы. Но это только мешало им прислушаться к вполне разумным возражениям жен о том, что этого «больше» недостаточно. Я стала худшим врагом самой себе: сомневалась в своем праве просить о помощи, чувствуя вину каждый раз, когда злюсь. Как правило, выбор был прост – либо поругаться с мужем, либо просто взять и сделать все самой, что бы это ни было. Ситуация удручающая. Все женщины, которых я знала, высказывали свое разочарование друг другу, чтобы хоть как-то облегчить боль. «Он хотя бы помогает», – говорили эти женщины, стыдясь своего недовольства и защищая благие намерения партнеров. А тот факт, что никто в истории человечества еще ни разу не говорил фразу «Она хотя бы помогает», нам и в голову не приходил. Мать, как предписывает ее пол, может разделить с партнером радости родительства, но никак не его неизбежное бремя: не забыть подгузники, купить подарки, спланировать обед и ужин, найти детский сад, раздать одежду, которая уже мала. Можете сколько угодно считать такой порядок дел аморальным, но поменять его никто не в силах.
В первые годы после рождения ребенка требуется немало времени, чтобы осознать те или иные проблемы. Сейчас я уже не помню, когда именно раздражение превратилось в глубочайший разлад, в какой момент то, что мой муж преспокойно начинал есть сам, пока я нарезала еду для нашей малышки, стало вызывать у меня приступы печали. Меня убивали даже мелочи.
Мы оба обожали Лив. Но только я постоянно обновляла в голове подробный список всего, что необходимо для ее жизни. Одна. Неужели мое желание выносить и выкормить нашего ребенка привело к негласному договору о том, что удовлетворение всех ее нужд – моя обязанность? Я приняла это как данность. Если бы я не нашла няню, а потом детский сад, неужели это сделал бы Джордж?
