Предать себя - страница 9

Делаю медленный, глубокий вдох и выдох. Снова вдох и выдох…

Сейчас он переварит эту новость и отстанет от меня. Когда там уже перерыв кончится и препод придёт?

— Это не она. Говорят, Самарин сам сказал, что они встречаются, — поясняет Аня Куприна, вызывая у меня зубовный скрежет.

Встречаются?! Он сказал, что я его бывшая. То есть встречались. Да и вообще всё это наглая ложь! — так и рвётся из меня, но я упрямо стискиваю зубы. Старательно делаю вид, что меня всё это не касается.

— Да ну нах?!

Слышу, он довольно резко поднимается и подходит ко мне. Парта прогибается под тяжестью его тела, — видать, задницей усаживается на край.

7. Глава 7

Устало убираю руки от лица и поднимаю голову. Стараюсь вложить в свой взгляд всё безразличие, на которое только способна.

— Это правда? — буравит жёстоким прищуром холодных серых глаз с явной угрозой, ненавистью и брезгливостью.

— Если я скажу правду, — как ни странно, но мой голос звучит спокойно и уверенно, хотя изнутри начинает потряхивать, — мне всё равно никто не поверит.

Поднимаю руку и небрежно отбрасываю прядь волос, что так настырно лезет на очки. Андрей резко хватает меня за кисть, больно сжимая, и притягивает к своему лицу.

Ох, что-то новенькое! Он никогда раньше подобного себе не позволял. На шею руку забрасывал довольно грубо и пренебрежительно, мог плечом пихнуть, но физическую боль не причинял. Сейчас же я отчётливо чувствую его впившиеся в кожу запястья пальцы. Больно. Наверное, даже синяки останутся.

— Да ты, видать, совсем кукухой потекла. И не только ей. Он на тебя даже не посмотрит, не то что…Ты кем себя вообще возомнила, а?! — рычит и прищуривает осатанелый взгляд.

Лена даже с места подскакивает, но сделать так ничего и не решается. Стоит в нерешительности, мнётся, но не встревает. Впрочем, как и всё остальные.

Я же просто молча смотрю на него в упор и чувствую, как меня начинает переполнять ненависть и гнев. Но показывать истинных чувств нельзя. Иначе этот энергетический вампир никогда от меня не отстанет. Делаю медленный, глубокий вдох и лениво усмехаюсь. Не без труда, но всем своим видом даю понять, насколько мне побоку его трепыхания. Он стискивает руку сильнее и выплёвывает:

— Ты даже не синий чулок. Синий — для тебя слишком яркий, насыщенный. Ты серая, блёклая пыль. Вроде незаметная, но жутко раздражающая своим существованием.

— И чего это вдруг пыль вроде меня вызывает столько эмоций? — спокойно произношу и делаю вид, что сдерживаю улыбку.

Он теряется на миг. Глаза начинают бегать по моему лицу, и хватка ослабевает. А после резко отпрянул с брезгливым выражением лица. Даже руку, которой удерживал меня, тщательно вытирает о джинсы. Словно касался не меня, а какой-то грязи. Хотя мне тоже нестерпимо и как можно скорее хочется пошёркать руку с мылом. Смыть с предплечья его мерзкий след.

— Да бесишь просто. И на пыль у меня аллергия.

— Тогда тебе лучше держаться от меня подальше.

— Это точно. Так-то ещё и нарваться на Самарина теперь можно. Одной аллергией не отделаешься, — ржёт Кирилл Меньшиков, неожиданно поддакивая мне, за что мгновенно словесно огребает.

— Захлопнись, анчоус! — рявкает на него и возвращается на место.

— Да гон всё это! Никогда в жизни не поверю, — кривится Вика. — Тёмыч и эта?! Это же днище какое!

Дальше уже стараюсь не слушать. Выходит не очень. Не могу сказать, что меня совсем не задевают их слова. Обидно, конечно. Но по сравнению с моими остальными проблемами всё это агуканье младенца.