Я страстно, дико, безудержно мечтаю вырваться из опостылевшего маленького городка, вдохнуть полной грудью.
Не хочу видеть постоянно одни и те же лица, не желаю выходить замуж за соседского Кольку в неизменной тельняшке только потому, что других вариантов все равно нет, а он пьет не так часто, как остальные, и вообще, совершил подвиг: принес букет ромашек, которые сорвал на ближайшей клумбе. Не хочу отбывать на ненавистной работе с девяти до шести, сводя концы с концами. Не хочу перемывать косточки соседям или пялиться в телек вечерами, ведь больше тут все равно нечего делать.
Слезы катятся из глаз сами собой, и я всхлипываю.
— Я всегда об этом мечтала, мам, ты же знаешь. Больше всего на свете! — в сердцах бросаю я.
— Больше всего на свете, значит? Мечтала? — как-то странно смотрит на меня мама.
— Да, — глухо шепчу я и окончательно расклеиваюсь.
Мечты на лучшую жизнь рушатся на моих глазах, рассыпа́ются с оглушительным треском, раня изнутри.
Неужели мне и правда придется всю жизнь прожить здесь? Я мотаю головой в полном отчаянии, слезы так и струятся по щекам безудержным потоком.
— Хватит реветь, — бурчит мама, — слезами горю не поможешь.
И снова давящая тишина. Мы сидим так минут десять, и все это время мама беспрестанно хмурится и о чем-то размышляет. Я не решаюсь не то что сказать хоть слово, но даже встать, чтобы не усугубить ее и без того плохое настроение.
Затем она тяжело вздыхает, лезет в карман за телефоном и сосредоточенно что-то изучает там несколько минут.
— Значит, так, — выдает вскоре. — Ты ведь знаешь, что дом твоего отца — твое наследство.
— Знаю, — киваю я.
Дом уже старенький, совсем небольшой, и мы давным-давно перебрались оттуда, когда маме от работы досталась двушка в старом фонде. Этот дом используем как дачу и огород.
— Сама знаешь, если продать этот дом, много за него не выручить, — хмыкает мама, — да и цену придется изрядно сбросить, чтобы получить деньги как можно быстрее.
Я в недоумении смотрю на нее, не понимая, к чему она ведет.
— Ну что ты вылупилась на меня? — цокает мама. — Я глянула, заплатить за первый год обучения хватит.
Сердце екает, а глаза округляются до размера тех больших чайных блюдец, что стоят у нас в шкафу. Неужели это правда то, о чем я подумала?
— В общем, решай. Если хочешь, продам твой дом, поступишь на договор.
— Я хочу! — излишне громко и эмоционально восклицаю я.
— Нечего так бурно радоваться, — фыркает мама, — я ведь сказала: этих денег хватит только на оплату одного года. Если после первого курса не сумеешь перепоступить на бюджет, крутись как хочешь.
— Я перепоступлю, мам, — не веря в свалившееся на меня счастье, отзываюсь я.
Это не шанс. Это шансище! И я его ни за что не профукаю.
Да, дом отца — единственное, что от него осталось, но он наверняка хотел бы для меня лучшей жизни. Здесь она меня не ждет.
***
Слава богу, покупатель на дом находится быстро, и я успеваю подать документы на договорную форму обучения в последний день приема заявок.
Не хожу, а порхаю, летаю. Даже мамино бурчание больше не мучит так, как обычно, я пропускаю его мимо ушей, зная, что это скоро закончится.
После первого года обучения пересдам все нужные экзамены и перейду на бюджет. Главное, впитывать материал, не прогуливать и не встревать в неприятности.
Вот только первая неприятность случается до обидного быстро.
Причем в самый первый учебный день.
