Альберт немного замялся, но ответил твёрдо:
– Восстановить справедливость.
Роберт снова кивнул, словно получив подтверждение своим мыслям.
– Хотел бы я сказать, что справедливости хватит на всех, но сейчас эта фраза как никогда отдаёт чём-то киношным. Столько конфессий, столько разных священных книг, дорогой мой. Все они учат праведному, правильному. Люди придумали много хорошего: мораль, а потом и этику. Но что мы видим? Войны, ненависть, страх… Сотни тысяч лет существует человечество, и сотни тысяч лет у него есть только один истинный Бог. Имя ему – Алчность. И вот в итоге наш один на всех мир – он как прогнившая шинель. Мы с вами подлатаем в одном месте, а в другом уже вовсю расползается. Невозможно жить сытно и богато всем. Поэтому сытно живут несколько тысяч, а платят за это все остальные. Стыдно ли за это мне? – Он пожал плечами. – Сейчас уже нет.
Теннант замолчал, глядя в засыпающий огонь. Альберт, удивлённый внезапным признанием, сразу не нашёлся с ответом – но Роберт, похоже, и не нуждался сейчас ни в поддержке, ни тем более в порицании.
Он заговорил после паузы, будто и не прерывался.
– Ваше поколение, может, восстановит справедливость для аппийцев, прошедших через интернаты. А у следующего поколения будут свои задачи. И так всегда.
– Вы думаете, у меня получится?
Теннант в задумчивости крутнул в пальцах коньячный бокал. Отпил. Остаток выплеснул в камин (подношение духам огня, не иначе, проскочила у Альберта шальная мысль). Пламя резво взметнулось по прогоревшим поленьям, весело затрещало.
– Не знаю, друг мой. Восстановить то, что много лет так удобно ломалось в угоду власть предержащим, лёгкой задачей я не назову. Но вы обязаны попробовать. Иначе вы никогда не простите себе, что отказались от своего предназначения.
Роберт взглянул на него в упор.
– Сложнее всего простить предательство самого себя, поверьте моему опыту.
Тень набежала на его лицо. Он задумался, и с минуту в комнате царило молчание - лишь, прогорая, потрескивали в камине дрова да гудел на улице затянувшийся шторм.
- Я говорил уже, что мой отец прошёл через интернат… Мы нечасто говорили с ним об этом, пока он был жив. А когда он умер... Когда он умер, я решил, что всё в прошлом.
Теннант потянулся к камину, пошевелил кочергой угли - искры яркой стайкой взметнулись в трубу, огонь, освободившись, сделал вдох и заиграл с новой силой.
- А сегодня прошлое меня догнало...
Он грустно улыбнулся Альберту.
- В такой вечер только и остаётся, что развлекать друг друга разговорами, верно? Правда, тема у нас не из приятных. Но мы оба к ней готовы. Я пожалуй, давно ждал того, кому можно доверить эту историю.
Роберт подлил себе коньяка, после чего передал бутылку Альберту – перейдя на доверительный тон, они уже не нуждались в условностях этикета.
– Мой отец попал в школу-интернат Святого Бернадета – это неподалёку, на одном из островов Тангросса. Ему тогда было лет десять. Из семьи изъяли всех четверых – ни один из его братьев не попал с ним в интернат, и с тех пор отец ни с кем из родни не виделся. Конечно, я пытался найти их, – сказал Теннант, предвосхищая вопрос Альберта. – Никаких следов. В общем-то, история моего отца мало чем отличается от тысяч таких же. Наверняка вы уже слышали некоторые из них…
Альберт кивнул, и Теннант продолжил:
– Только вот когда это у твоего отца на руке татуировка с номером 189, голос истории становится очень личным...
