17. Глава 16. Цветочек
— Алиса спать легла, — говорит мама, когда я захожу на кухню.
— Папа?
— И папу уложила, — мама зевает и подпирает лицо кулаком. — Я его просила Пастухова не звать.
— Гордей и это боров сейчас в кустах лежат, — сажусь за стол и скидываю шаль. — Я так хотела всего этого бардака избежать…
— Где Пастухов, там всегда цирк, — мама с неприязнью кривится, — а он главный клоун.
Опираюсь локтями о столешницу и прячу лицо в холодных ладонях.
Так и хочется попросить маму, чтобы она взяла на себя контроль детей, а сама бы я спряталась одна в тихий уголок, чтобы никто не трогал.
И было бы неплохо, чтобы кто-нибудь взял нас с Гордеем и развел, объяснил все детям, и мы пришли в себя уже не в браке.
— Такая трагедия…
В груди поднимается лютая злость на эти слова, будто меня покусал Гордей и заразил тем, что отравило и его.
Я не хочу больше слушать все эти причитания.
Не хочу размышлять о “такой трагедии” и не хочу видеть слезы.
Мне кажется, что аж кости хрустят от ярости на тихий голос мамы:
— Рано ушел.
Я не хочу больше слышать всего этого. Меня тошнит.
Физически тошнит.
Почему?
Только полчаса назад я была другой. Я чувствовала себя иначе, а сейчас меня трясет от злобы.
Я хочу заткнуть маму, нагрубить ей и сказать, чтобы она прекратила сыпать на меня тоской и отчаянием.
Это не поможет.
Не вернет свекра.
Не обнулит измену Гордея.
И не объяснит, какого черта Алла мне солгала и почему ее не было на похоронах.
Вот точно говорят, что безумие заразно. Гордей коснулся меня своей закопченной до черна душой, и меня накрыло.
Потому что я чувствую свою вину в смерти свекра, которому могла позвонить Алла. А Алла — моя подруга. Моя.
И это я однажды попросила свекра принять Аллу на работу, а он никогда не мог мне отказать.
Она хорошо справлялась со своими обязанностями, Вячеслав был ею доволен, и после увольнения они поддерживали вежливую связь. Она ему привет через меня всегда передавала.
Я почему-то вскакиваю на ноги, будто меня за пятки укусила скользкая холодная жаба.
— Ляль…
— Нет… — отступаю от стола.
Почему Алла тогда уволилась?
Она открыла свой небольшой бизнес. Несколько цветочных ларьков в хороших “рыбных” местах.
— Ляль…
Вячеслав изменял Алисе с моей подругой? И не она сама исполнила мечту открыть свое дело, а ей помог мой свекр за “особые” услуги?
И все равно это никак не сходится с ее ложью о Гордее и Вере. Чего она этим добивалась?
— Ляль…
— Тихо, мам.
— Милая…
— Я должна побыть одна.
И я сбегаю, как сбегал Гордей. Бегу по лестнице на второй этаж, врываюсь в кабинет свекра и запираюсь в нем.
Я с каждым часом в этом доме ухожу в грязь все глубже и глубже.
С нашей семьей не все в порядке, и Гордей с Верой — лишь часть секретов. Дышать нечем.
Я должна остановить себя, потому что уже неважно, была ли у свекра любовница и кем она была. Алла или нет.
Он мертв.
Но я уже роюсь в ящиках стола, нырнув на дно безумия. Вытаскиваю папки, пролистываю документы, перебираю бумажку за бумажкой. Я не знаю, что ищу, но меня уже не отрезвить.
В ежедневнике нахожу нашу с Гордеем фотографию с детьми. Несколько секунд на нее смотрю и откладываю в сторону.
Кусаю губы и встаю. Поищу в шкафу. Не дай бог, Алиса найдет хоть что-то связанное с интрижкой мужа и Аллы.
Это будет… Я даже не знаю, что будет, но Вячеслав должен остаться для нее любимым и верным мужем после смерти.
Открываю шкаф. За очередными папками нахожу сейф. Руки трясутся. Кусаю ногти и ввожу дату рождения Аллы. Не принимает.
