Предчувствие беды - страница 15



При этом же коммунистический босс с явным удовольствием употреблял слова «бытовики», «суки», «урки» и даже ещё парочку каких-то явно из фени, суть и значение которых я, признаться, совсем не понял. Мало того, в ходе этого рассказа, как мне показалось, на место льющего елей провинциального партаппартачика-нацмена в одночасье явился человек со вполне себе криминальными (или хотя бы полукриминальными) наклонностями. И человек, как мне показалось, довольно жестокий.

– А сейчас ведь в основном по-другому всё, – Долманов продолжал, как мне показалось, уже более спокойно и без чего-то волчьего во взгляде. – Лагерей в республике уже нет. Последний больше 10 лет как ликвидировали. Так что теперь к нам в это самое, как Вы говорите «рабство», иначе попадают. Вы ведь о Санько, наверное, спросить хотели?

Осведомлённость персека меня уже не особо удивила. Фамилия женщины, написавшей письмо про своего сына, попавшего в рабство, была именно Санько. Сына её, как я вспомнил, звали Алексей.

«Достали они многих оба – Санько этот и мать его!», – Долманов, кажется, готов был даже вскочить со своего места, дабы продемонстрировать, насколько же мать и сын Санько достали многих республиканских начальников.

«А вообще знаю я вас, журналистов, будете пытаться тёмные пятна найти… Зря вы это – у нас ведь совсем не всё так плохо. Да и к тому же: у вас в Москве что, не убивают? Талоны отменили, дефицит закончился?», – увидев моё отрицательное покачивание головой, персек продолжил: «я, чтоб вам проще было, списочек набросал. Не простой список – это люди и характеры. Сибирская земля, знаете ли такие характеры куёт! Там и Николай Харитонов – он первое кооперативное кафе в городе открыл. «Мечта называется». Тут рядом, кстати, на Ленина, 27. И Владимир Израилевич Коган там – он у нас главный дирижёр и художественный руководитель оркестра. И в «Семь – сорок» он тоже есть, само собой. Талантище! В Ленинград в своё время звали – не поехал. И Наташу Маргулис я не забыл – представляете, у нас в Северосибирске клуб «моржей» основала. Этот клуб до сих пор в шутку «3 моржихи» называют. И Александр Александрович Граубе там – я уже говорил чуть-чуть про него. Про Романа Андреевича Романова не забудьте, пожалуйста – как-никак Берлин человек в 45-м брал. Ему 75, а он до сих бодр, свеж и ясен. Завхозом в пединституте трудится. А уж как республика Салмаем Салмаевым гордится – не представляете! Первый элурмиец-призёр чемпионата СССР по самбо как-никак». После этого хозяин республики заверил нас, что этот самый списочек (причём с контактами этих замечательных людей-гордости республики) мы можем взять у его секретарши Джаргины которую мы уже сегодня видели. «И всем им от меня самые-пресамые наилучшие пожелания передавайте!», – добавил он. Елея, правда, в глазах уже не было. Наоборот, читалось что-то вроде «как же вы мне все надоели!».

– Что-то после общения с этим Долмановым моя вера в простодушие северных народов начинает улетучиваться, – сказал я, когда мы шли длинным коридором от кабинета персека на выход из здания республиканского совмина.

– Ты знаешь, у меня тоже, – ответил мне Дима, думая о чём-то своём.

Глава 7.

Ознакомление с выдающимися людьми Северосибирска по версии республиканского босса мы начали с кафе «Мечта», благо находилось оно в 10 минутах ходьбы от здания совмина. Судя по всему, какая-то точка общепита находилась тут и до развёртывания кооперативного движения – скорее всего какая-нибудь не особо презентабельная столовая. Сейчас же кафе было с претензией на «современность» – включая какую-то медленную американскую мелодию, звучавшую из магнитофона вместо более привычного всем «Ласкового мая», барную стойку и парочку крайне неудобных высоких столиков рядом с ней. Из посетителей в кафе было лишь два элурмийца лет 30. Они даже сидели без верхней одежды, повесив свои дублёнки на спинки стульев. Пили они, как я понял кофе, причём делали это вызывающе не спеша.