Предчувствие и действительность - страница 14

Они переходили через горный хребет. Раннее утреннее солнце светило им навстречу. Роза смотрела на Фридриха таким свежим и радостным взглядом своими большими глазами, что это взволновало его. Когда они добрались до вершины, их взору открылась бескрайняя долина, сверкавшая в лучах утреннего солнца.

– Виктория! – воскликнул радостно Леонтин и замахал шляпой. – Нет ничего лучше путешествия, если едешь не просто туда или сюда, а в большой мир, как Богу угодно! Когда леса, горы, цветущие девичьи лица приветствуют нас из светлых замков, ручьи и старые замки, да еще неизвестная кипучая жизнь встречает нас серьезно и весело!

– Путешествие, – сказал Фабер, – можно сравнить с жизнью. Жизнь большинства людей – это бесконечное перемещение от рынка масла до рынка сыра; жизнь поэта есть свободное, бесконечное путешествие в Царство Небесное.

Леонтин, дух противоречия которого всегда неудержимо возбуждал Фабера, добавил:

– Эти странствующие поэты могут быть уподоблены райским птицам, которые ошибочно полагают, что у них нет ног. Им тоже приходится спускаться и ходить по тавернам, навещать двоюродных братьев и родственников, и что бы они себе ни представляли, но дама в светлом замке – это всего лишь глупый ребенок, в лучшем случае влюбленный, который любит любовь с ее маленькими вспышками, при которых можно взлететь в воздух, чтобы потом снова упасть на землю и стать еще более несчастным, как лишенная воздуха волынка; в конце концов, в старом красивом, неприступном замке останется только лысый деревенский кавалер и т. д. Все есть создание воображения.

– Не следует так говорить, – вмешался Фридрих. – Если мы наполнены внутренней радостью, которая сияет над миром, как утреннее солнце, и возводит все события, отношения и существа на уровень некоего особого смысла, то это прекрасно. Этот свет и есть истинная божественная благодать, в которой процветают все добродетели и великие мысли, и мир действительно так значителен, молод и прекрасен, каким видит его сам по себе наш разум. Но недовольство, вялость, уныние и все эти разочарования, вот это и есть то, что мы должны стремиться преодолеть молитвой и мужеством, потому что это портит первородную красоту мира.

– Меня это тоже устраивает, – шутливо ответил Леонтин.

– Граф Фридрих, – сказал Фабер, – простодушен в своих размышлениях, простодушен.

– Вы, поэты, – поспешно перебил его Леонтин, – переросли все свое простодушие, и, когда вы читаете свои стихи, вы всегда при этом говорите: «Есть великолепное произведение искусства из моего раннего творчества, есть особенное произведение о патриотизме или чести!»

Фридрих был изумлен тем, что Леонтин так смело и резко высказал то, что было чем-то кощунственным в адрес поэзии, о чем он никогда не позволял себе даже задумываться. Тем временем Роза во время разговора несколько раз зевнула. Фабер заметил это и, поскольку всегда отличался галантностью по отношению к прекрасному полу, предложил рассказать историю для всеобщего развлечения.

– Только не в стихах, – воскликнула Роза, – потому что тогда ты понимаешь все только наполовину.

Итак, они подошли друг к другу ближе так, чтобы Фабер оказался посередине, и тот рассказал следующую историю, пока они медленно продвигались между лесистыми горами:

– Жил-был рыцарь…

– Начинается как в сказке, – перебила его Роза.

Фабер начал снова:

– Жил-был рыцарь, живший глубоко в лесу в своем старом замке. Он одевался строго и проводил время в строгих епитимиях. Ни один человек не посещал благочестивого рыцаря, все тропинки к его замку заросли высокой травой за долгие годы, и только маленький колокольчик, в который он время от времени звонил во время своих молитв, нарушал тишину и звучал эхом далеко в светлые ночи. У рыцаря была маленькая дочь, которая часто его огорчала, потому что у нее был совсем другой нрав, нежели у отца, и все ее устремления были направлены только к мирским вещам. Когда она вечером сидела за прялкой, а он читал ей чудесные истории про святых мучеников из своих старых книг, она всегда думала втайне: «Они, наверное, настоящие дураки», и считала себя гораздо мудрее своего старого отца, верившего во все эти чудеса. Часто, когда отца не было дома, она перелистывала эти книги и подрисовывала изображенным на них святым большие усы.