Предчувствие и действительность - страница 18

Она напевала песенку с какой-то особой нежностью. Бедная девочка, вероятно, тогда толком не знала, о чем она поет. Но однажды старики, подслушавшие ее слова, очень грубо и резко одернули ее, и с тех пор, помню, ей втайне нравилось петь эту песенку гораздо больше. Так мы жили бок о бок мирно долгое время, и мне никогда не приходило в голову, что когда-нибудь может быть по-другому. Вот только Рудольф становился, чем старше, тем все мрачнее и мрачнее. Примерно в это время мне несколько раз снился один и тот же сон: я всегда видел своего брата Рудольфа в доспехах – как тот, что на картине старого рыцаря в нашей прихожей – идущим через море огромных, вздымающихся облаков, двигаясь вправо и влево с длинным мечом в руке. Всякий раз, когда он касался облаков своим мечом, вспыхивало множество искр, которые ослепляли меня своим разноцветным светом, и при каждом таком сиянии лицо Рудольфа совершенно менялось. Когда я действительно был поглощен облаками, я с удивлением замечал, что на самом деле это были не облака, они все постепенно превращались в длинный темный горный хребет странной формы, который заставлял меня содрогаться. Я даже не мог понять, как я не боялся Рудольфа в таком одиночестве. На склоне гор я увидел обширный пейзаж: неописуемую красоту и чудесные переливы красок, которые я никогда не забуду. Большой ручей бежал через середину ландшафта в бескрайнюю, благоухающую даль, где он как будто растворялся в песне. На нежном зеленом холме над рекой сидела Анжелина, та самая девочка- итальянка, и, к моему удивлению, своим розовым пальчиком чертила радугу на голубом небе. Между тем, я увидел, что горы начали чудесным образом двигаться: деревья вытягивали длинные руки, которые переплетались друг с другом, как змеи, скалы вытягивались в огромные фигуры драконов, другие представали в виде лиц с длинными носами, вся красивая местность была окутана дымящимся туманом. Рудольф, просунув голову между каменными плитами, казался намного старше и сам был похож на камень; он громко смеялся и жестикулировал. Наконец все смешалось, и я увидел только убегающую Анжелину с испуганным лицом, и ее белое, развевающееся платье, проплывающее, как картина за серой занавеской. Каждый раз меня одолевал сильный страх, и я просыпался в шоке и ужасе. Эти сны, как я уже сказал, неоднократно повторялись, и оказывали на мою детскую душу такое глубокое неизгладимое впечатление, что я стал втайне относиться ко всему с известной долей страха, и образ гористого хребта я уже никогда не мог забыть.

Однажды вечером, когда я гулял по саду и смотрел, как вдалеке поднимается с гор ветер, я увидел в конце тропинки Рудольфа, идущего ко мне навстречу. Он был еще мрачнее, чем обычно. «Ты видишь вон те горы?» – спросил он, показывая на дальние вершины. «Там находится невообразимо прекрасная страна. Однажды я ее увидел сверху». Он лег на траву и через минуту продолжил: «Ты слышишь, как сейчас откуда-то издалека, из глубокой тишины манят туда ручьи и горные потоки? Если я спущусь вниз, туда, в предгорье, я буду удаляться все дальше и дальше, ты состаришься, замок опустеет, а сад будет стоять одиноким и заброшенным». Мне снова вспомнился мой сон, в котором я уже это видел, и лицо его было таким же, каким я видел его во сне. Меня одолел неведомый мне доселе страх, и я заплакал. «Не ной!» – жестко прикрикнул он и хотел было меня ударить. Но в этот момент прибежала с игрушкой Анжелина и стала вокруг нас прыгать. Рудольф отодвинулся, встал и продолжил опять свой путь по тенистой тропинке сада, огибающей замок. Я заигрался с веселой девочкой на лужайке перед замком и забыл обо всем, что перед этим произошло. Наконец, пришел гофмейстер и отправил нас спать. В детстве я не помню ничего, что было бы мне противнее, чем рано ложиться спать, когда все снаружи еще звенело и гудело, и вся моя душа еще бодрствовала. Этот вечер был особенно красивым и душным. Я беспокойно прилег на кровать. В открытое окно врывались порывы ветра, из глубины сада доносились трели соловья, иногда я слышал голоса под окном, пока, наконец, после некоторого времени не засыпал окончательно. Однажды мне вдруг показалось, что луна очень ярко освещает комнату, мой брат встал с кровати и несколько раз прошелся по комнате, потом склонился над моим изголовьем и поцеловал меня. Больше я ничего не могу вспомнить. На следующее утро я проснулся позже обычного. Я тут же взглянул на кровать брата и не без ужаса обнаружил, что она пуста. Я выбежал в сад. У фонтана сидела Анжелина и горько плакала. Мои опекуны и все прочие домочадцы были в доме. Все были в смятении и расстроенных чувствах. Вскоре я узнал, что Рудольф ночью сбежал. Его искали повсюду, но так и не нашли.