Предчувствие и действительность - страница 7

– Вы сюда удачно приехали, – сказал Леонтин Фридриху, – потому что там господин Фабер сидит, как львица, над своим детенышем, готовая встать на его защиту.

– Так должен писать стихи каждый поэт, – сказал Фридрих, – на рассвете, под открытым небом, в раю, в прекрасном краю, душа бодра, и как только зашумят деревья, запоют птицы, и охотник от удовольствия затрубит в рог, тогда поэт должен писать стихи.

– Вы натуралист в поэзии, – ответил Фабер с несколько двусмысленным выражением лица.

– Я бы хотел, – перебил его Леонтин, – чтобы вы предпочитали каждое утро кататься со мной, дорогой Фабер. Утро сияет перед тобой, как прекрасная любовница, а ты мажешь ее прекрасное лицо чернилами.

Фабер засмеялся, вытащил маленькую флейту и начал на ней играть. Фридрих нашел его в эту минуту очень любезным. Леонтин попросил графа поехать с ним к сестре, если он чувствует, что у него для этого достаточно сил. Фридрих с радостью согласился, и вскоре оба они мчались верхом. Местность была живописной. Они ехали по широкому зеленому лугу. В это прекрасное утро Фридрих совершенно пришел в себя, и был в восторге от изящного Леонтина, под которым, грациозно выгнув шею, танцевала лошадь.

– Сестра моя, – сказал по дороге Леонтин и со скрытым смехом посмотрел на графа, – сестра моя намного старше меня, и я должен предупредить, что она очень некрасива.

– Вот как! – сказал Фридрих медленно, ведь в душе он втайне лелеял совсем другие надежды.

Больше он ничего не сказал; Леонтин рассмеялся и стал насвистывать веселую песенку. Наконец, вдали показался новый красивый замок, выраставший из огромного парка. Это был замок сестры Леонтина.

Они спешились внизу у входа в парк и стали пешком подниматься наверх. Сад был обустроен по последнему слову тогдашнего времени. Небольшие, извилистые коридоры, густые заросли заморских кустарников, между которыми весело извивались легкие мостики из белой березы, были довольно приятным зрелищем. Они вошли в дворцовый зал, который располагался между несколькими тонкими колоннами. Это было большое крашеное помещение с блестящим полом; с потолка свисала хрустальная люстра, а вдоль стен стояли оттоманки, обитые дорогими тканями. Высокая стеклянная дверь выходила в сад. Поскольку было еще рано, во всем ряду великолепных комнат, примыкавших к этой, никого не было видно. Утреннее солнце, светившее через стеклянную дверь, наполняло прекрасную комнату таинственной светотенью и осветило гитару, лежавшую на маленьком столике. Леонтин взял ее и снова вышел. Фридрих остался стоять в дверях, а Леонтин стоял снаружи под окном, перебирал струны и пел:

Фридрих не был расположен знакомиться с постаревшей красоткой, он спокойно остался стоять у двери. Он услышал, как сверху отворилось окно.

– С добрым утром, милый брат! – раздался приятный голос.

Леонтин снова запел:

– Раз ты так скверно поешь, – произнес сверху приятный голос, – то я снова пойду спать.

Фридрих заметил белоснежную, пухлую ручку у окна, а Леонтин продолжил петь: