Предлунные - страница 17

То, что он собирался сейчас сделать, трудно было назвать особым случаем.

Он бросил куртку на шкафчик, где хранились письма и стихи, а затем разбил недавно нарисованную картину. Ему хотелось проделать это спокойно, без злобы, но он не выдержал. Картина была мертвой и бездушной – Финнен сам не понимал, как мог в свое время считать ее хорошей. Он растоптал осколки стекла, превращая их подошвами в мелкую пыль, после чего порвал стихи для Алики, а заодно вывалил на пол содержимое двух ящиков и пинками разбросал его по комнате. Уничтожил и городской пейзаж, поскольку рисовал его без особой убежденности, а также начатый портрет Алики, ибо знал, что тот останется незаконченным.

В завершение открыл окно и швырнул в полумрак флейту, на которой так и не научился прилично играть, а потом сел на кровать, слегка напуганный собственным приступом ярости.

Подобное с ним порой случалось, иногда он даже сознательно себя подстегивал – но этот приступ был другим, более неистовым. И после него Финнен вовсе не ощущал облегчения.

– Надень еще серьги… Они пойдут к твоему платью. Видишь? И красиво подчеркивают темный цвет твоей кожи. Теперь макияж… – Нура, миниатюрная и хрупкая словно фарфоровая кукла, кружила возле Каиры, демонстрируя неисчерпаемые запасы энергии и слов. Уверенности в себе ей придавало осознание собственной красоты и личного обаяния. По ее тщательным подсчетам, у нее состоялось семь «серьезных» романов, после каждого из которых в итоге бросала парня она сама. – Вот теперь ты выглядишь настоящей красавицей, – совершенно искренне продолжала она, поскольку ее положению более красивой из сестер ничто не угрожало. – Он будет доволен. Мужчины любят, когда женщины хорошо выглядят.

Каира кивнула, хотя вовсе не думала, будто это ей чем-то поможет. Она знала, что отец в любом случае ее накажет, вопрос лишь – как.

«Неважно, – она стиснула зубы. – Я все выдержу. После тренировок с Нираджем у меня и без того полно синяков, так что несколько лишних ничего не изменят. А если он запрет меня в комнате и запретит выходить – что с того? Я провела там большую часть жизни. Я выдержу».

– Мне пойти с тобой? – спросила Нура.

– Да, если можешь. Пожалуйста.

– Каира, подойди ближе. Нура, останься.

Старшая сестра осталась у раздвижных дверей, младшая подошла к креслу. Силуэт Брина Иссы скрывался во мраке, в то время как сияние светлячковых ламп падало на совершенно случайные элементы обстановки: глобус, на котором расползался темным пятном посреди гористого континента Лунаполис, древнюю астролябию, частично собранную модель головы механоида тех времен, когда головы эти были вдвое больше человеческих, водяные часы и витрину, за ее стеклом стояли чучела птиц, стоившие целое состояние.

Все это когда-то принадлежало отцу Иссы.

Каира незаметно огляделась вокруг. Комната почти не изменилась с тех пор, когда она приходила сюда еще ребенком, чтобы поиграть с картинками-пазлами, красками и музыкальными инструментами. Потом отец, разочаровавшись, постепенно перестал за ней посылать, а в последние несколько лет у нее создалось впечатление, будто она для него вообще не существует.

Теперь он наконец вспомнил о младшей дочери.

– И что мне с тобой делать, Каира?

Показалось ли ей, или в самом деле в голосе Брина Иссы прозвучали довольные нотки? Может, дело было в том, что она действительно красиво выглядела, а может, отца порадовало ее своеволие. Если она не могла стать талантливой дочерью – то пусть будет хотя бы своенравной; может, с его точки зрения это представляло некий интерес.