Вообще-то я живу на первом этаже и мог бы удрать через окно. Но я послушный, это признает даже бабушка, поэтому я сижу дома, хотя мне очень хочется поиграть с детьми нашей соседки Мананы Ясоновны. Двое малышей вот уже целый час возятся в куче цемента, оставшегося после ремонта, а Натэле, конечно, скучно. Она уныло бродит между веревками с сушащимся бельем и ковыряет в носу. Натэле уже девять лет, она всего на три года меня младше, и делать ей во дворе совершенно нечего.
– А ты чего сегодня не пилишь на своей скрипке? – спрашивает она, когда наконец меня замечает.
Конечно, на самом-то деле она меня давно заметила, но только почему-то не хотела подать вида.
– He хочу, – отвечаю я равнодушно, как будто когда-нибудь этого хотел.
Натэла оставляет в покое нос и начинает катать ногой какой-то камешек.
– А мы с папой были в горах. Я на лошади теперь умею ездить, – сообщает она как бы невзначай.
Я смотрю на ее длинные загорелые ноги и стараюсь придать своему лицу равнодушное выражение.
– А я вот на скрипке… – мямлю я неубедительно.
Но врать Натэле мне не хочется, и поэтому я уныло прибавляю:
– …никак не могу научиться…
Натэла смотрит на меня с таким искренним сочувствием, что мне сразу же хочется чем-нибудь загладить впечатление.
– А у меня есть что-то интересное, – загадочно говорю я.
– Что?
– Полезай ко мне в гости, покажу.
Натэла немножко колеблется.
– А как? – спрашивает она после короткого молчания.
– Что как?
– Ну, как я к тебе влезу?
Ох уж эти девчонки! Вечно ломаются.
– Возьми вон ящик, притащи сюда, встань на него, а я тебе помогу.
Натэла встает на ящик и довольно ловко забирается в комнату, почти без моей помощи.
– Ну, – говорит она, усаживаясь на диван, – чего у тебя? Ерунда, наверное, какая-нибудь.
Я кидаюсь к книжному шкафу, но так радуюсь тому, что Натэла пришла ко мне в гости, что долго никак не могу отодвинуть стекло и достать свою любимую книгу – толстый альбом репродукций «Эрмитаж». Но вот наконец она у меня в руках, и я сажусь рядом с Натэлой на диван. Я сразу же открываю книгу на той странице, где хочу, и даже смеюсь от радости, что все так хорошо получается.
– Вот, – говорю я ей и показываю картину.
– Сур… баран. «Отрочество мадонны», – читает она вслух.– Ну и что?
– Она на тебя похожа, – говорю я.
– На меня?
Натэла смотрит на картину повнимательнее и заключает:
– Она красивая.
– Ты тоже.
У девочки на картине нет таких загнутых кверху проволочных косичек, как у Натэлы, и наверное, у нее не бывает на ногах столько синяков и ссадин, но все равно она чем-то похожа на Натэлу, даже очень.
– А что такое Сурбаран? – спрашивает Натэла.
– Это художник. Это у него такая фамилия.
– А я правда похожа на нее?
– Очень.
Натэла улыбается, и кончики ушей у нее покрываются легким румянцем.
– Ну и что? – спрашивает она и, не дожидаясь ответа, начинает перелистывать альбом.
– Здесь еще много интересных картинок?
– Остальные не такие красивые.
Я люблю рассматривать этот альбом и придумывать разные истории. К каждой картине свою. Если изображена сцена с людьми, я сочиняю целый роман, иногда очень увлекательный, так что сам начинаю волноваться и переживать за героев. Если предметы, я придумываю, кто ими пользуется и зачем. А по портрету я люблю угадывать характер и мысли. И еще я мечтаю когда-нибудь поехать в Ленинград и увидеть все эти картины по-настоящему.
Только пейзажи мне не очень нравятся. Я гораздо больше люблю бегать по горам, чем смотреть, как они нарисованы на картине, но, к сожалению, мне это редко удается.
