Школа, кстати, в нашем районе тоже издавна считалась одной из лучших в городе, а с присвоением учебному заведению статуса гимназии его рейтинг стал еще выше. Гимназия славилась сильным кадровым составом, регулярными победами учеников в престижных конкурсах и рекордным количеством золотых и серебряных медалистов. Контингент в классах, как правило, отличался однородностью, откровенных маргиналов в гимназию не допускали, и я могла только догадываться, что творилось в печально знаменитой 12-й школе, из которой этой весной выпускался Эйнар. На моей памяти, в гимназии не было ни ранних беременностей, ни кровопролитных драк, да и что там говорить, я за девять лет учебы настоящего двоечника вживую не видела, потому что даже демонстративно нарушающие школьный дресс-код неформалы, повергающие в ужас консервативную директрису сине-зелеными волосами, черным маникюром и пирсингом в носу, все, как один, происходили из уважаемых семейств и их мятежный дух не простирался за пределы внешней экстравагантности – я лично знавала чемпиона области по шахматам, предпочитающего и в пир, и в мир носить косуху с шипами в сочетании с берцами и балахоном, но при этом определенно идущего на «красный аттестат». После знакомства с Эйнаром меня всё чаще посещала мысль, что предыдущие шестнадцать лет я провела в стеклянном боксе в компании таких же тепличных экземпляров, надежно огражденных заботливыми родителями от тлетворного влияния реальности и совершенно не обладающих иммунитетом к подстерегающей снаружи жестокости. Я относилась к своему налаженному быту, как в данности, а Эйнар воспринимал привычные вещи совсем иначе, и я невольно испытывала угрызения совести за то, что мне всё так легко достается, и я не приложила ни малейших усилий для того, чтобы возвращаться в теплую уютную квартиру, с ногами устраиваться в любимом кресле и самозабвенно комментировать фотографии в соцсетях, пока мама не позовет меня к ужину.
Еще в прошлый раз я заметила, с каким искренним восхищением парень рассматривал чистый подъезд с цветочными горшками, а потому уже из окна нашей гостиной задумчиво наблюдал за весело резвящимися ребятишками, затеявшими слепить снеговика. В своих мечтах он несомненно жил именно в таком доме – с зеленым двором, огороженной парковкой и широким разнообразием горок, песочниц и качель, но вместо этого каждый день видел лишь могильные кресты, пьяных молодчиков на обломках детской площадки и заплеванную лестничную клетку с горой окурков. Я даже не знала, была ли у Эйнара своя комната, а если и была, удавалось ли ему хотя бы на миг остаться наедине с собой, но, похоже, парень не напрасно так ничтожно мало рассказывал о своих буднях и готов был хоть завтра уйти в армию. Позвав Эйнара в гости, я надеялась, что они с мамой хорошо поладят, и я в будущем смогу часто приглашать домой своего «официального» бойфренда, дабы эти визиты стали для него своеобразной отдушиной, однако, я не учла всех подводных камней, и парень неожиданно превратился в персону нон-грата. А потом мама еще и настропалила вернувшегося из рейса отца, и помимо того, что наши отношения были объявлены «вне закона», мне категорически запретили под любым предлогом пускать Эйнара на порог, но сегодня что-то заставило его пойти ва-банк, и было нечто такое в его бледном лице, от чего у меня тревожно замирало сердце. Невероятная, я бы сказала, обреченная решимость, присущая, как правило, либо героям, либо самоубийцам, отражалась в зеленых глазах и незримо сквозила в каждом движении, а с плотно сжатых в тонкую ниточку губ ни сорвалось ни слова, будто парень намеренно не желал отвлекаться на пустопорожнюю болтовню до наступления момента истины, инстинктивно опасаясь ненароком спугнуть свой твердый настрой. Несколько раз Симка безуспешно пыталась спровоцировать Эйнара на диалог, но тот упорно продолжал отмалчиваться, и в конце концов моя отчаявшаяся подруга оставила его в покое.
