– Чё делать-то теперь, Макс? – спросила Лана.
– Утопиться в Неве. Готовьте гробы, ходячие мертвецы, облом, – процедил Максим сквозь зубы.
Вид у него был озлобленный. Он кривил лицо, часто и быстро почёсывал то шею, то лицо, то подбородок, будто кто-то его покусывал.
– Облом, – простонав, повторил он, присаживаясь на корточки. – Надо было тебя, Эдусик-долбусик, послать, чтобы ты послушал эту рожу козлиную. Убил бы гада. Барин, тварина. Глядя в его сучьи глаза, мне пришлось с подхалимским видом выслушать лекцию на тему «ничто не вечно под луною», а так хотелось в рожу его прыщавую дать. Мы, оказывается, народ недостойный доверия и уважения, потенциальные клиенты ментовки и морга. А у него бизнес, ему выручку утром деньгами сдавать нужно, а не фотоаппаратами ворованными. Прикиньте – выручку! Владелец ночного супермаркета, блин. Сидит, тварина, вмазанный, с тёлкой шампанское посасывает. Собачья жизнь, дауны конца двадцатого века. Собачья.
Проговорил он это с отрешённым видом с закрытыми глазами, безвольно опустив голову, потирая ладонью висок, будто говорил сам с собой. Невнятно пробормотав: «Голова моя», он поднял горсть снега и растёр им лоб.
– Жрать дико хочется, Макс, – плаксиво проныла Лана, – и холодно, блин.
На ногах у неё были лёгкие кроссовки, она подрагивала от холода.
– Как же вы меня, твари, достали! – Максим встал, злобно выругался и ударил её кулаком в плечо. – Жрать она хочет, холодно ей! Нету бабла, дура, нету. Я доходчиво объясняю, или тебе в рыло дать, чтобы ты заткнулась? Иногда мне кажется, что вы с Эдиком инопланетяне и у вас ломок не бывает. Вы всё время только и ноете и талдычите о жрачке и сигаретах.
Он вытащил из пакета фотоаппарат – это был старый «Кодак», задумчиво повертел его в руках, выругался и неожиданно размахнулся и швырнул его через крыши гаражей. Звука падения не последовало – аппарат где-то мягко провалился в сугроб.
– Псих! – вскинувшись, прошипел Эдик. – Это ж дорогая штука, можно было продать ещё, если не здесь, то в другом месте или в комиссионку сдать.
– Беги быстрей. Найди и продай – все деньги твои. Ничего не хочу – сдохнуть, сдохнуть хочу. Сдохнуть прямо здесь, чтобы не видеть ваши рожи тупые! – яростно проговорил Максим, сжимая голову руками. – Как же земля носит таких баранов! Повторно объясняю для тупиц: иностранцы свято верят в закон и в полицию. Сто процентов хозяин этого фотика, со своей верой в закон уже сходил в нашу родную ментовку, ещё и паспорт этого аппарата предъявил. Помнишь, что машина с финскими номерами была, кретин? Хочешь встретить ночью ментовской патруль с такой бомбой на руках? Когда глянут на твои вены, вспомнят и про разбитое стекло машины, и убийство африканского студента из Кении, а заодно и государственный переворот в Буркуна-Фасо припишут. На себя в зеркало глянь, уродец, ты даже на владельца копеечной «мыльницы» не тянешь.
– А чё, в натуре, убили негра? – потрясываясь, спросила Лана.
– И ещё шесть корейцев, дура, – рявкнул Макс и застонал, – кретинка конченная. В узлы меня скручивает, коленку тупым сверлом сверлит. Сдохнуть, сдохнуть, сдохнуть.
Он обхватил голову ладонями и со стоном, сдавливая её, повторил сквозь зубы:
– Сдохнуть.
Оттолкнув Лану, повернулся к гаражу и стал мочиться с болезненной гримасой на лице, говоря:
– А знаете, почему я с вами ещё говорю? Чтобы удостовериться, что я ещё живой. Не доставайте меня, я могу взорваться.
