Предпринимательское государство. Развеем мифы о государстве и частном секторе - страница 8
Так что представление о Государстве как неуклюжем недотепе, годном лишь на то, чтобы исправлять провалы рынка, оказывается самосбывающимся пророчеством.
Кому захочется работать в таком государственном секторе? И можно ли считать случайным совпадением, что проблема «выбора победителей» – страх, что Государство неспособно принимать смелые решения и выбирать направление изменений – обсуждается особенно активно именно в странах, в которых у Государства нет предпринимательской стратегии, то есть там, где Государство занимает место на заднем сиденье, а потом, стоит ему допустить ошибку, как на него сыплются упреки? Большая часть социоэкономических вызовов, таких как изменение климата или старение населения, требуют активного Государства, поэтому сегодня как никогда важно понять, какую роль оно играет в государственно-частных партнерствах [Foray et al., 2012].
Образы важны
На обложке этой книги изображены лев и кошечка. У кого из них больше «звериного оптимизма» (animal spirits – знаменитое выражение Кейнса), кто более одомашнен, а кто «отстает» по причине своей пассивности? Кто из них – Государство? А кто – бизнес? Возможно, это чересчур резкое противопоставление, но его однозначно следует рассмотреть, ибо нам постоянно предлагают совершенно другую картинку: грозно рычащий бизнес и кротко мурлычащий бюрократический госсектор. Даже Кейнс, рассуждая о переменчивости инвестиций частного бизнеса, добавил красок, высвечивая это противопоставление: дескать, бизнес-инвестиции подчиняются «звериному оптимизму», – и мы представляем рычащего льва. Однако в секретном письме, адресованном Рузвельту, он описывал бизнес и как «одомашненного зверя»:
У бизнесменов свой набор иллюзий, не такой, как у политиков, поэтому им требуется иное обращение. Но они гораздо мягче политиков, публичность одновременно манит их и страшит, их легко заставить быть «патриотами», испытывать озадаченность, обескураженность, ужас – при этом они с чрезвычайной готовностью расстаются с унынием и преисполняются жизнерадостности; пожалуй, они тщеславны, но крайне не уверены в себе, болезненно чувствительны к доброму слову. С ними можно делать что угодно, если обращаться с ними (даже самыми крупными) не как с волками или тиграми, но как с домашними животными [Курсив мой. – М. М.}, даже если их плохо воспитывали и не выдрессировали так, как вам хотелось бы. Ошибкой было бы полагать, будто они более безнравственны, чем политики. Если же привести их в состояние угрюмое, строптивое, запуганное, как бывает с домашними животными при неправильном обращении, тяготы нации не дойдут до рынка, и в конце концов общественное мнение изменит их русло… [Keynes, 1938, p. 607].
Эта точка зрения, в которой бизнес предстает не в виде тигров и львов, а в виде кошечки, означает, что для Кейнса Государство играет важную роль, но лишь в связи с контр-циклической аргументацией – вступая только, когда это необходимо и когда уровень инвестиций слишком низок, – но и в любой точке бизнес-цикла, когда требуется предстать в роли настоящих тигров. Нигде это утверждение не работает так убедительно, как в мире инноваций – в котором уровень неопределенности так велик. Так, «зеленая революция», начинающаяся сегодня в мире, лишь совпадает с периодом кризиса (и, по сути, релевантные государственные инвестиции уходят корнями гораздо дальше в прошлое). Но даже если бы сегодня был период бума, инвестиций в радикальные «зеленые» технологии было бы недостаточно без участия Государства. Даже на подъеме большинство фирм и банков предпочитают финансировать инкрементальные инновации, сопряженные с низким риском, выжидая, пока Государство не отметится в более радикальных областях. Но, как и другие технологические революции, «зеленые» технологии нуждаются в смелом Государстве, которое возьмет на себя ведущую роль – как это произошло в случае Интернета, био- и нанотехнологий.
Похожие книги
