Тут я замолчала. Хотя вся моя последующая жизнь могла уместиться всего в несколько строчек, озвучить их было очень тяжело. Вместо продолжения истории я встала и поставила чайник, он уже совсем остыл. Мне хотелось выпить горячего. Как жаль, что я совсем не пью алкоголя.
Кирилл не торопил меня. Он смотрел в окно, и даже складывалось такое ощущение, словно он совсем меня не слушал, а был где-то далеко.
– Все рухнуло в июле. Дочка уехала в Англию, чтобы успеть пройти там дополнительные курсы языка, мы поехали вместе с ней, а муж сразу после нашего приезда от дочки, признался мне, что у него давно другая семья, в которой подрастают два сына. Он очень хотел обеспечить счастливое детство своей любимой Верочке, а теперь, когда она уже жила не с нами, больше не считал нужным притворяться и изображать счастливых супругов. Пожелал мне поскорее выйти замуж, а сам ушел. Через месяц мы развелись.
Кирилл вдруг неожиданно посмотрел на меня и рассмеялся. Да что с ним такое? Он вообще нормальный человек?
– И это все? – со странным смехом спросил он.
Не знаю, послышалось мне или нет, но мне показалось, что в его смехе была злость.
– Что – все? – в свою очередь непонимающе спросила я.
– От вас всего лишь ушел муж?
Мне хотелось закричать, ударить его и выгнать вон! Он, видимо, совсем не соображал, что говорил. Я открыла перед ним душу. А он оказался таким черствым циником.
– Наверное, вам уже пора в санаторий, – это единственное, что я могла сказать в ответ на его вопрос.
– Извините, ошибся, – сказал он, когда я в молчании смотрела, как он одевается. – Мы, действительно, с вами совсем не похожи. И наши жизни тоже.
Как только он ушел, я наконец дала волю слезам и плакала, должно быть, часа два. Плакала не только по тому, какая я несчастная и меня никто не любит, а еще и потому, что в очередной раз убедилась – верить и доверять никому нельзя. Я захотела уволиться из санатория и никогда больше не видеть этого отмороженного Кирилла. Перед кем я открыла душу? Перед каким-то бесчувственным чурбаном!
Ночью я поняла, что у меня поднялась температура, и я заболела после неожиданного зимнего купания. Как назло, таблеток дома не было. Утром, когда еще даже не рассвело, я позвонила своей соседке и попросила принести что-нибудь жаропонижающее, сама я не могла встать даже с постели, еле доползла до туалета.
Евгения Васильевна прибежала через пятнадцать минут. Принесла не только парацетамол, но и мед с молоком. У меня едва хватило сил открыть ей дверь, рассказать, что со мной случилось, исключая упоминание про Кирилла, выслушать ее причитания и даже попросить оставить меня по причине того, что очень хотелось спать.
– Дорогая Лизавета, не переживай, таблетка скоро подействует, – в привычной манере протараторила соседка, уже стоя в дверях. – Я сейчас приготовлю куриного бульону, только вчера купила свежую курочку, а в обед принесу тебе подкрепиться.
– Спасибо, Евгения Васильевна, я причиняю вам столько хлопот.
– Дело соседское, заболеть каждый может. На то мы и соседи, чтобы выручать друг друга. Давай я возьму запасной ключ, тебе вредно лишний раз вверх и вниз бегать, отдыхай лучше. На магазин повешу табличку, что сегодня он не откроется.
Видимо, она поняла, насколько мне плохо, что не стала долго задерживаться и расспрашивать о том, как меня угораздило оказаться поздно вечером на закрытом спуске к морю.
