Представьте 6 девочек - страница 35

Под неоднозначное влияние Сидни подпал и друг семьи Джеймс Лиз-Милн. В 1963 году он писал в некрологе, что Сидни правила семьей с “невозмутимой безмятежностью, достоинством и обаянием”. Ее “патрицианская сдержанность” вовсе не отпугивала, а была “одним из секретов ее очарования”. Вспоминая, как он гостил в Астхолле и Свинбруке, автор некролога приходит к выводу: “Источником безоблачной радости тех дней – теперь я осознаю это с ностальгической печалью – была эта загадочная, щедрая, великодушная мать семейства”.

Отчасти тут мог сказаться и тот факт, что Лиз-Милн боготворил Диану – он был старше ее на пару лет, считал идеалом и оставался ей верен во всех перипетиях ее непростого взросления – и несколько недолюбливал Нэнси. Впрочем, он с Нэнси приятельствовал, однако в письменных отзывах нередко ее критиковал. “Обед не доставил особого удовольствия: Нэнси вздумала сверкать и совершенно меня изнурила” – типичная запись в дневнике. Ее манера поддразнивать, утверждал он, сродни “острой маленькой колючке, едва прикрытой, словно наживка на крючке рыбака, буйством пестрых перышек”. Многие люди, в том числе и Диана, считали Нэнси колючей. А вот Джон Бетжемен, близко знакомый с этой семьей, напротив, утверждал: “В Нэнси больше всего тепла”. С присущей поэту проницательностью он мог угадать в ее отношениях с Сидни ту накапливаемую и с годами уплотнявшуюся горечь, которую не смягчила и смерть. Но с точки зрения тех, кто склонен к критике, отношения Нэнси с матерью выставляли ее в плохом свете. Лиз-Милн превозносил именно те качества Сидни, которые пробуждали в Нэнси и чувство вины, и уверенность, что ее не хотят понять. Хотелось бы знать, как она прочла этот текст. Джессике некролог понравился настолько, что она даже не стала возражать против замечаний в адрес “Достопочтенных и мятежников”, но прошлась по поводу приписываемой Сидни “души моряка”: “Хорошо Лиз-Милну рассуждать, но кто бы пожелал себе в родители морехода?”^>30

Лиз-Милн, как он рассказывает, одним из первых наблюдал “феномен Митфордов” в действии. В автобиографии он описывает ужин в Свинбруке в 1926-м, когда, по его словам, Дэвид закатил чудовищный скандал, возмутившись словами Лиз-Милна, что Англии следовало бы заключить союз с Германией (похоже, эта тема возникала нередко). Хозяин дома принялся орать: “Вы не знаете проклятых гуннов! Они хуже всех чертей в аду!” Сидни, эта святая, кое-как успокоила мужа (“с выражением муки на ее милом лице”), но дело зашло слишком далеко. Все девочки, пишет Лиз-Милн, от двадцатилетней Нэнси до шестилетней Деборы, “переглянулись и запели в унисон: «Мы не хотим терять вас, / Но пробил час – идите»”[5].

Оказалось, что все это выдумки. Для человека, который не в восторге от творчества Нэнси, как он сам потом признал, Лиз-Милн оказался удивительно податлив на ее мифотворчество. Его воспоминания были опубликованы в 1970-м, через двадцать пять лет после “В поисках любви”, и этот ужин – ни дать ни взять сцена из романа: беснующийся дядя Мэтью, спокойная тетушка Сэди, шесть красивых и живых сестер. “Девочки Митфорд” в автобиографии Лиз-Милна – литературный образ, а не воспоминание. На самом деле этот ужин состоялся в 1928-м и не завершился бодрой песенкой; более того, едва ли на нем присутствовали младшие сестры. Но вечер действительно перерос в резкую и непривычную для этой компании ссору, о чем ясно дает понять письмо Нэнси, написанное в ту пору Тому. Много лет спустя Диана отзывалась об этом эпизоде как об исключительном случае, когда “все” одновременно вышли из себя.