– Перенеси-ка светец в спальню да вздуй светло!
Зажгла лучину, подлила воды вниз и исчезла.
Ольга прихватила с собою сочинение какого-то древнего грека, развернула пергаментный свиток, но не читалось. Выписанные значки прыгали перед взором. Вдруг услышала тяжёлые шаги по княжеским покоям. В двери появился Вышата, боярин знатен, богат непомерно. Жидкая бородёнка клочьями торчала врастопыр, мокрая. Одежда также намокшая, выпачканные землёй сапоги оставляли позади грязно-водные следы. На лице печать скорбной торжественности.
– Печальное известие, госпожа.
– Из Искоростеня? – встрепенулась Ольга и испуганными глазами впилась в боярина.
– Великий князь Игорь погиб не далее вчерашнего дня в стычке с древлянами на сборе полюдья. Убиенного вскорости доставят в Киев.
– Смерть, верно, была ужасной?
Вышата сразу понял, что эта женщина ждёт от него хотя бы что-то, обеляющее поступки мужа. Боярин не обладал характером и манерами христианина, а потому всё привык говорить прямо.
– Его привязали за ноги к двум деревам…
В глазах потемнело, пламя лучины погасло, колени ослабли не в состоянии уже держать владычицу. Боярин едва успел поддержать наклонившуюся в сторону и едва не упавшую княгиню. На зов Вышаты прибежали прислужники и несколько отроков. Они бережно уложили повелительницу на княжеское ложе, оставив подле приживалку и сиделку.
Небосвод вначале посерел, затем заалелся, дождь наконец прекратился, ушёл, оставив чистое морозное небо.
Княгиня открыла глаза, обведя взглядом спальный покой. Приживалка вскрикнула, всплеснув руками, и куда-то исчезла. Ольга лежала, осмысливая своё вдовье положение. Она не страдала излишней чувствительностью и конечно уж теперь пылкая страсть молодости, перешедшая со временем лишь в некое подобие любви, не столь сильно обуревала её к мужу. В обморок она упала просто из боязни за своё будущее. А оно было довольно безотрадным. С остальными жёнами Игоря она виделась, а тем паче общалась весьма редко. Это были обычные бабы, годные только на усладу мужу, угождение его прихотям да постыдный блуд во время частых отсутствий князя. А теперь ей вкупе с ними придётся, во исполнение обычаев русских, предать себя добровольному закланию, а тела их сожгут на тризном кострище. Несомненно, явятся увещатели, зачнут капищные законы поминать. Пропади они все пропадом, кровопийцы! Ох, и зачем понесло на Русь полудикую? Не зря ромеи зовут русичей скифами. В Болгарии было бы лучше.
Ольга встрепенулась, сиделка настороженно напряглась, ожидая приказа.
– Квасу бы испить!
Появившаяся приживалка принесла жбан, налила из него в расписной ковш, подала Ольге. Напившись, легла опять, вспомнив прежнюю мысль. Княгиня пробежала усталым взором по опочивальне, словно пыталась где-то в укромном уголке отыскать обрывок затерявшихся раздумий, но тщетно.
Более месяца пролежала государыня: то ли сказалась душевная слабость, то ли в самом деле недуг какой. Лишь в начале просинца24 на первой седмице, Ольга проснулась здоровой, вернее почувствовала себя таковой. Надоели ей знахарки, колдуньи и ведуньи с их травами, заговорами и заклятьями.
Сиделка сразу увидела проснувшуюся государыню.
– Рученьки-то разбросай, разбросай ошуюю да одесную25 и разогнись, опричь облегчения ничему не бывать.
Вот и явились те, кого так ждала и боялась. С утра народ праздновал Велесов26 день, гуляли в звериных масках и вывороченных наизнанку тулупах. На стол поставили печенье в виде домашних животных. Ольга грустно взирала с высоты терема на веселившуюся толпу празднично одетых людей и прочих зевак.
