– Как же? – чуть слышно пролепетал Вокша.
Вместо ответа что-то рухнуло, старуха пробурчала невнятное, в очаге, как по волшебству, вспыхнуло яркое пламя, оно осветило убогую лачугу людской изгнанницы.
– Сделаю тебя сильным и крепким, ни оружие, ни зверь тебя не тронут, даже блиставица. Знахарство изведаешь, людям поможешь.
На огне уже стоял котёл, в котором что-то болотно булькало. Старуха склонилась над кипящим варевом, от которого к потолку поднимался пар, но не белый, а разноцветный, впитавший в себя множество неведомых запахов. Губы беззвучно что-то произносили, но голос становился громче, теперь можно было разобрать:
– Огонь пищит, бучит, изгорит нечто, искра из огня прянет и падёт человек, свеча угаснет. Пёс выет, рыба встрепещет, трава шумит, древо о древо скрыпит…
Вокша сидел в углу, подле лежанки, воровато озираясь по сторонам, на его лице и в глазах плясали сполохи пламени. Страх полозом опутал сердце, сжал его.
– Сейчас купать тебя стану, готовься. Ну что зевало открыл? Не робей. А то вдруг и устыдишься? Я вашего брата перевидала на своём веку всяким. А ты ещё малец…
И опять он повиновался её словам, онемев, медленно стягивал нехитрое платье.
– Внимай, – молвила ведьма, взмахнув когтистым перстом. – По первой щуке, пойманной весной, поселяне узнают о будущем урожае хлеба! Если икра в щуке толще к голове, то лучший урожай будет от ранних посевов; икра ровная предвещает посредственный урожай. Хребтовые кости рыбы привешивают к воротам, как средство от повальных болезней; а щучьи зубы собери и носи при себе, чтобы ни одна змея летом не пожалила тебя.
Старуха снова зашептала и искоса поглядывала на переступавшего в нетерпении юношу. Он уже начал лязгать зубами, но не от холода.
– Иди сюда, – прошептала ведьма и взяла в свою ладонь его почти взрослые пальцы.
Вокша встал в наполненный ушат. От воды приятно пахло травами и ещё чем-то ароматным. Ноздри щекотало, словно постоянно хотелось чихнуть, но в то же время что-то удерживало от такого желания. Старуха окунула персты в воду, обрызгав Вокшу с головы до ног. Затем она шептала заклятия и втирала пахучую влагу в молодое упругое тело с каким-то кощунственно страстным вожделением, прикасаясь к чреслам, и рассматривая всё пронзающим взглядом.
– Любим будешь мнозими жёны, да похоть не пристанет, но и ответной любви не жди. В страданиях младость протечёт, в чести и довольстве – старость.
Ведьма ещё что-то бубнила, но Вокша так ничего и не разобрал.
– Всё, облачай порты, – резко приказала. – Ступай отсель, оставь меня, мне одной надо быть.
Дважды просить не пришлось, юноша быстро оделся, выскочив из хижины. Порой оглядывался, пробежал десяток шагов и столкнулся со знакомым.
– Не должно столь благообразному отроку посещать ведьму. Искал тебя, хотел предостеречь от неверного шага, да не успел.
Старик сопровождал Вокшу и неустанно твердил ему о богомерзких творениях старухи, которая вмешивается в деяния Всевышнего и отвращает язычников от приобщения к основам и канонам истинной веры.
– Люди мрут от болезней – кара Господня, рождаются увечные – знамение Господа. Громом поражённые – пророком Ильёй отмеченные за греховное падение своё.
Старик внезапно повернул подростка к себе лицом и поднял костлявый перст к небу.
– Ответствуй, отроче, что суть гром и что суть молния блистающась?
– Перун то грохочет и искры мечет. Перун, как бог, проливающий дожди и через то иссушающий тучи, пьёт из небесных ключей живительную влагу.
