Христиане начали избивать язычников кулаками.
– Братие! Ромейские соглядатаи грабили животы ваши, а теперь вознамерились уходить порядочных горожан.
– Не сметь, кромешники, касаться их, – кричали угрожающе христианам из толпы.
Но те нимало не внимая гневным словам, продолжали правое дело. Поджигатели уже истошно взвывали. Однако толпа не позволила завершить возмездие, набросившись на совершавших справедливое наказание, и на тех, которые только едва управились после тушения пожара.
Вот она, воля случая! Был человек, повелевал и правил своими подданными, но поддался уговорам черни, пошёл им на уступку. Сломали повелителя смерды, а надломленное древо долго не живёт.
Воспитатель княжича сразу почувствовал угрозу от княгини. Несомненно, она попытается любыми средствами перехватить власть у сына. Все женщины обладают весьма изощрённым умом, который превращает их на время в ведуний и колдуниц. Нет силы более могущественной, чем женщина во всей её слабости. Она – высшая повелительница. Она является нам в самых разных обличьях и не гнушается никакими хитростями, чтобы найти путь к нашему сердцу; она мгновенно проницает всё и вся, но терпеливо ждёт своего часа; она не отдаётся во власть страсти, как мужчина, но искусно управляет ею, как опытный наездник конём: если надо – натянет поводья, если можно – отпустит. Как для талантливого полководца нет неприступных крепостей, так для неё нет сердца, которое бы она не заполонила. Она играет молодостью и презирает старость. А Святослав ещё очень несведущ в дворцовых интригах, прямодушен и порой излишне доверчив.
Ольга потакает христианам, путается с беглым ромеем, нимало не смущаясь его ромейским постригом, внимает его советам. А ведь он может оказаться императорским перебежчиком, возможно, и не монахом вовсе. Выгнали, мол, из страны, а на деле – послали с секретным поручением: охристианить Русь да подчинить Ромейской короне. Вот тогда и потекут «золотые реки» прямиком в ихний Царьград.
Асмуд осторожно перешагнул порог княжеских хором. При жизни Игоря бывать тут приходилось чаще. А ныне он чувствовал себя не домочадцем, но слугою. Княгиня, видно, находилась в спальном покое, где обычно шуршала пером. За пергаменом Асмуд и застал Ольгу.
– Приветствую, госпожа моя Ольга!
– Проходи, холоп, – княгиня на секунду оторвала взгляд от чтения Плиния Старшего. – Что привело ко мне, Святослав послал?
– Да, повелительница. Пусть гнев Даждьбога падёт на головы проклятых древлян. Не миновать им достойной мести. Да поразит Перун их град и князя Мала, нашего супротивника!
– Пришёл поскорбеть со мною о смерти мужа? – Ольга, наконец, решила оторваться от изучения древности. – Так я уж все глаза повыплакала, все пальцы повыломала, твердя проклятия убийцам Игоревым. Рассудок мой теперь не требует опоры. Не желаю более и думать о том.
– Прослышали мы с сыном твоим, будто волхвы побывали здесь, предлагали тебе и жёнам достальным на добровольное заклание и костёр с трупом мужа.
– То правда, так Святославу и поведаешь.
Ольга заметила, сколь алчно блеснули глаза кормильца сыновьего и поняла, зачем пожаловал этот соглядатай.
– Если его интересуют условия передачи власти, пусть явится ко мне сам. С прислужниками я ничего не обсуждаю.
Асмуд почти тотчас же покинул покои. Ольга бичевала себя за подобное унижение княжеской чести, однако сделать ничего не могла. Это был доверенный человек её сына, с которым княгине ещё приходилось считаться. Вызванный ранее Вышата явился к Ольге с докладом. Она придирчиво посмотрела на моложавое лицо боярина, но одутловатость уже коснулась его. Княгиня недовольно поморщилась: не любила она старческого в приближённых.
