– Ну, чай – это котя, а кофе коохи.
– Котя. Коохи, – повторила она с сильным йоркширским «о».
– Да. Теперь, когда хочешь сказать «один», добавляешь хитоцу.
– Хитоцу котя…
– Нет. Котя о хитоцу. Коохи о хитоцу.
– Значит, задом наперед. А что за «о»?
– Просто частица. Толком ничего не значит…
– Так зачем ее говорить?
– Просто надо. Ты готова? – В учителя я никогда не метила.
– Нет, погоди. Дай сперва немного попрактиковаться. Котя о хитоцу. Коохи о хитоцу. А как сказать «пожалуйста»?
– Просто добавь в конце кудасай. Ладно, я зову официантку.
Лили изрекла свою реплику, и официантка, к счастью, поняла.
– Ух ты! Я говорю по-японски. То-то будет, как Энди узнает!
– Я думала, ты больше не поддерживаешь с ним связь.
– Нет, не поддерживаю. Он не знает, что я здесь. Вряд ли вообще кто-нибудь знает. Не хочу больше видеть его, но в то же время не верю, что больше не увижу.
– Как это?
– Он ужасный собственник, я же сказала. По-моему, он либо выследит меня, либо встретит новую и будет вместо меня одержим ею.
– Так будет лучше.
– Ты ведь говорила, у тебя есть возлюбленный? Как его зовут?
– Тэйдзи.
– Он тоже переводчик?
– Он фотограф. Ну, работает в лапшичной.
– Но хочет быть фотографом. Замечательно. Я люблю делать фотографии, но у меня не очень-то получается. Я люблю снимать пейзажи – знаешь, закат, и все такое. Жаль, у меня тут камеры нет. Он продает свои фото или типа того?
– Нет. Навряд ли. Не знаю.
– Но собирается в будущем?
– Не уверена.
– Но это хобби. Значит, он может развешать их по стенам, чтобы украсить, может дарить людям, и так далее. Это мило.
Зачем Тэйдзи делал фотографии? Он отдал мне несколько, но по большей части ничего с ними не делал. Я понимала, что Лили это должно показаться странным, но не хотела говорить об этом с ней.
– Думаешь задержаться в Японии надолго?
– Не знаю. Это забавно, потому что я тут всего пару недель, но меня чуточку мучает ностальгия. Я скучаю по вещам, о которых бы, наверное, и не вспомнила, будь я сейчас дома. С тобой такого не бывает?
– Сейчас мой дом здесь, так что мне приходит в голову, что меня будет мучить ностальгия, если я когда-нибудь покину Японию.
– Я скучаю по рыбе с картошкой фри[9]. И по магазинам, где могу купить, что хочу. Я заметила, что обувь тут мне мала. Я бы пешком отмахала всю Уайтфрайаргейт[10], чтобы поглядеть на туфли.
– Это правда. С моими большущими ногами у меня тоже проблемы с обувью.
– Ты скучаешь по йоркширскому побережью?
– Нет.
– Должно же тебе в нем что-то нравиться.
– Так и есть. Эрозия. Часть побережья, страдающая самой сильной эрозией на свете. Оно разваливается прямо сию секунду. Что ни год фут-другой срывается с обрыва и тонет. Или плывет на юг и становится частью Восточной Англии. Вот это мне нравится.
– Я в детстве ездила на море. Мы обычно ездили по выходным. Помню, плескалась в море до посинения. А еще громадные волны, которые сбивают с ног. Я ненавидела холод, но обожала воду.
Люси вышибло в прошлое, и она пропустила мимо ушей, что Лили сказала дальше. Люси плавала, пытаясь грести достаточно быстро, чтобы согреться, когда вдруг ощутила пушистые ладони, касавшиеся ее ног и цеплявшиеся за них. Сначала она подумала, что это один из ее семерых братьев, что это розыгрыш, но прикосновение было женским и настойчивым, как ласковые пальцы русалки. Ей казалось, что они увлекают ее вниз, под волны, чтобы утопить, но не яростно, а мягко и спокойно. Пару минут спустя она стояла на коленях на мелководье. Обе ноги были опутаны темными тяжелыми водорослями.
