Прекариат: новый опасный класс - страница 11

Помимо незащищенности труда и незащищенности общественного дохода прекариату недостает самоидентификации на основе трудовой деятельности. Поступая на службу, эти люди занимают должности, менее перспективные в плане карьерного роста, без традиций социальной памяти, они не дают возможности почувствовать свою причастность к трудовому сообществу с устоявшейся практикой, этическими и поведенческими нормами, не дают чувства взаимной поддержки и товарищества.

Прекариат не ощущает себя частью солидаризованного трудового сообщества. От этого усиливается отчужденность и неуверенность в том, что следует делать. Действия и настроения этих людей из-за неопределенности скатываются к беспринципности. Над их поступками не маячит «тень будущего», позволяющая осознать, что все, что они говорят, делают или чувствуют сегодня, скажется на их долгосрочных отношениях. Прекариат понимает, что у всего, что он делает в настоящий момент, нет никакой проекции на будущее, как нет и самого будущего. Он не удивится, если завтра окажется «не у дел», и, почем знать, может, это не так уж и плохо, если подвернется другая работа или поманит очередной проект?

Прекариату не свойственна профессиональная самоидентификация, даже если некоторые его представители имеют профессиональную квалификацию и у многих из них есть должность с завидным названием. Для некоторых свобода заключается в том, чтобы не брать на себя никаких моральных или поведенческих обязательств, определяющих профессиональную принадлежность. В дальнейшем мы еще рассмотрим тип «городского кочевника» и в связи с ним – тип «резидента», не вполне «гражданина». И поскольку некоторые сознательно выбирают кочевую, странническую, а не оседлую жизнь, потому и не всех, кто входит в прекариат, следует причислять к жертвам. Тем не менее многие бы острее почувствовали свою незащищенность, если бы не имели реальной возможности бросить все и бежать.

Историческими предшественниками прекариата были банавсои (βαναυσία) в Древней Греции, занимавшиеся производительным трудом для общества (в отличие от рабов, которые работали только на своих хозяев). Банавсои, которых высшие сословия считали «убогими телесно» и «вульгарными умственно», не имели возможности подняться по социальной лестнице. Они трудились наравне с метеками (mέτοικοι), получившими разрешение на жительство переселенцами-ремесленниками, которые считались неполноценными гражданами. Вместе с рабами эти две социальные группы выполняли всю необходимую работу, даже не надеясь, что когда-нибудь смогут участвовать в жизни полиса.

Древние греки лучше, чем нынешние правящие круги, понимали разницу между работой и трудом, между игрой и досугом, который они называли школой. Те, кто трудился, не были гражданами. Граждане были свободны от труда, они занимались практиками (πραξις), работали по дому или на придомовом участке вместе с семьей и друзьями. Это была деятельность по типу «воспроизводства», то есть работа ради самой работы, для укрепления профессиональных связей, которая сочеталась с публичным участием в жизни сообщества. Их общественное устройство было несправедливым, по нашим меркам, особенно в отношении женщин. Но древние греки понимали, что смешно и нелепо оценивать все с точки зрения труда.

В данной книге делается попытка показать, что главная цель в деле преодоления «негативной стороны» прекариата в наступившем двадцать первом веке – спасти работу, не являющуюся трудом, и досуг, не являющийся игрой. На протяжении двадцатого века акцент делался на увеличении числа людей, занятых трудом, при этом недооценивалась или вовсе упускалась из виду работа, которая трудом не является. Считается, что прекариат будет трудиться, как потребуется и когда потребуется, в условиях, как правило не зависящих от его собственного выбора. И еще – что он слишком занят игрой. Также от него ждут – и об этом мы еще поговорим в пятой главе – как можно больше «работы ради работы». Но о его досуге никто всерьез не думает.