Мы перешли дорогу, и он наконец сделал над собой усилие и замедлил шаги.
– Тебе не стоит подстраиваться под меня, – сказала я. – Я могу идти быстро.
Найл Стелла покачал головой.
– Прости? – переспросил он, делая вид, что не расслышал. Итак, первое: он пытается быть вежливым и не признает, что мои более короткие ноги не могут шагать так же широко и быстро, как его. И второе: он ужасный лжец.
– Ты же чуть ли не восемь футов ростом. И ноги у тебя почти в два раза длиннее. Конечно, ты ходишь быстрее. Но я могу держаться с тобой вровень, я не буду тебя задерживать.
Он слегка покраснел и улыбнулся.
– Ты же тут чуть не упала, – заметил он, махнув рукой на проезжую часть, оставшуюся позади. У меня сердце забилось быстрее, и это не имело ничего общего с тем, что нам приходилось в быстром темпе идти по улицам Нью-Йорка.
– Я пыталась быть вежливой и делать вид, что ничего не произошло, – рассмеялась я. Обрадовалась, что он смотрит вперед, потому что моя улыбка была настолько широкой, что лицо могло вот-вот треснуть. – К черту нарядную обувь, в следующий раз я обую «Найки».
– Эти неплохие, – сказал он, кивнув на мои сапоги. – Симпатичные. Насколько я помню, Порция носила высокие каблуки даже во время путешествий. Она… – Он замолчал, взглянув на меня с таким видом, как будто только что осознал, что я могу быть не в курсе его личной жизни. – Прости. Не буду утомлять тебя подробностями.
Что-что?
Даже по его профилю я видела, что он нахмурился. Он явно не собирался пускаться в воспоминания, но я не могла не признать, что в глубине души я в восторге. Он снял свою защиту, пусть даже на мгновение.
– Порция – это твоя бывшая жена? – спросила я, стараясь говорить легко и небрежно. И не показывать, что я жадно впитываю каждое слово. Он упомянул о ней в самолете, но имени не назвал.
Мы прошли несколько шагов в молчании, и только потом он кивнул, но больше ничего не сказал. Мне доводилось видеть бывшую миссис Стелла лишь мельком, но я тогда не знала, что это она, поэтому толком не рассмотрела ее. Я слышала кое-какие рассказы, но только урывками. Такое ощущение, что у нас в офисе было неписаное правило: немножко посплетничать можно, но слишком много подробностей – дурной тон.
Мы прошли мимо трех красивых бронзовых, покрытых патиной безголовых статуй перед небоскребом – одна стояла с одной стороны здания, остальные две – со другой.
– Они должны изображать Венеру Милосскую, – заметила я, указывая на статуи. – Их называют «Смотрящие на авеню»[1].
Он проследил за моим взглядом.
– Но у них нет голов, – возразил он. – И они никуда не смотрят.
– Я об этом не подумала, – ответила я. – Красивые груди, однако.
Найл издал такой звук, словно чем-то подавился.
– Что? – спросила я, засмеявшись. – Это правда! Город получает из-за этого много жалоб.
– Из-за грудей или из-за отсутствия голов? – уточнил он.
– Может, и потому, и потому?
– Откуда ты все это знаешь? Ты же говорила, что никогда не была здесь.
– Моя мама была очарована Нью-Йорком. Так что я могу быть твоим гидом и утомить тебя миллионом подробностей.
– Звучит заманчиво, – сказал он, но его голос был странным. Это сарказм или…
О боже мой.
Я резко остановилась, и Найлу пришлось обернуться.
– Что такое? – спросил он, глядя вперед, словно пытаясь понять, из-за чего я остановилась. – Все в порядке?
– Концертный зал «Радио-сити», – завороженно сказала я и ускорила шаг.
