Про меня тоже шептаться стали. Я сначала делала вид, что ничего не вижу, не слышу. И пока сильно не грубили, было вполне себе сносно. А потом злые языки скрываться перестали. В открытую кричали, что я грязная, зря с вдовцом связалась. И в каком это плане я связалась? Мы с Захаром ни в какие предосудительные отношения не вступали. Кров делили, да, но не более. Замуж он меня не звал, намеков никаких не делал. Но ярым активистам это разве докажешь? Им то лишь бы языками почесать да косточки кому перемыть. Я и грубыми словами отвадить пыталась. И убегала, чтоб не слушать их. Но в один момент не выдержала, вылила ведро воды на голову самого наглого и осталась довольна собой. Пыл этих болтунов немного поостыл. Дошло до них, что гневать меня не стоило. Не робкого десятка оказалась.
Захар жалел меня и дочь свою. Если меня за красоту дергали, и внимания так выпрашивали, то Марьюшку то вообще незаслуженно обижали. Она в чем повинна была? Что родилась с даром? Так не по своей воле такой была. Судьбу не выбирала. Жила, взрослела. В пору вступила, а от нее шарахались и шептались. Где молодой девчонке счастливой то вырасти?
Я молчала, не знала чем помощь. Выйти с речью и пытаться деревенский дурачков вразумить? Глупая затея. Задобрить чем жителей? Показать, что ничем мы от них не отличались? Можно было рискнуть, да вот только получилось бы, кто мог знать?
Я мучилась этими думами. И так прикидывала и эдак, но отбрасывала каждую новую мысль. Сама с собой торговалась. Но все же решилась попробовать одну задумку.
День был ясный, солнечный. Дела переделаны, можно было отдохнуть. Вместо этого я забрела на кухню, попросила Марьюшку посодействовать. Она мне молочка принесла, теплого, только из-под коровки. Я верхний слой сняла, что самым жирным был. Муку просеяла через импровизированное сито. Яички разбила, замесила тесто и поставила его отдыхать. Сама же девушку в лесок позвала, ягоды дикой набрать, да грибов, если попадутся.
Собрали мы не так много, как мне хотелось. А тесто поднялось, вышло пышным, мягким. Грех такому пропадать. Пошла в огороде смотреть, чем еще можно было начинить пирожки. Ходила, думала. Лучка свежего нарвала, к курочкам сходила и еще яичек свежих, теплых прихватила. Щавель увидела, и его собрала. Прикинула, что начинки на выбор прилично выйдет: лук перьями и отварные яйца; щавель с сахаром; жаренные грибы; дикие ягоды.
Мимо соседка проходила. Посмотрела на меня, поинтересовалась чем это я занята. Я ей про пирожки рассказала. Глаза у старушки округлились. Она вся подобралась, уточнила не шучу ли я. А потом спешно скрылась в своем доме. Я немного постояла в растерянности, но и сама вскоре ушла. У меня было дело и время терять не хотелось.
Спустя минут двадцать старушка постучалась в дверь и Марьюшка проводила ее на кухню. Баба Зоя не боялась слухов и дурной славы, что преследовала отца и его дочь. Она в свое время обращалась за советом к читающей по ладони девушке и была ей очень благодарна. Горе не обошло ее семью, но баба Зоя была к нему готова. Похоронила сначала мужа, который был слаб сердцем, а потом и сына, который не хотел жить честной жизнью и подался в разбойники. Там его свои же и отправили на тот свет, когда добычу поделить не смогли. Баба Зоя осталась совсем одна. Не выходила из дома дальше своего сада. С остальными жителями связь не поддерживала, никого к себе не пускала и жалости не принимала. Меня же она внимательно рассматривала, когда видела в огороде, хотя я туда мало ходила. Заговорить решилась не сразу, но потом все же стала спрашивать кто я такая и зачем живу у Захара.
