– Николай Петрович я. Присаживайтесь. Володя, освободи место гостье. Наталья Петровна, распорядитесь, чтобы еще одну тарелку поставили.
– Ну вот и познакомились, – радостно потер ладошки отец Георгий. Чувствовалось, что он тоже смущается столичной фифы: – Я вас оставляю, побежал – дела у меня…
Володя уже пришел в себя, пересел и поставил рядом с собой тарелку с едой, которую быстро сервировали для журналистки. Новенькая разместилась сбоку, но трапезничать со всеми отказалась:
– Спасибо, я не голодная. Но чаю с удовольствием выпью.
Ей налили отвар иван-чая, собранного вручную ранним летом, который для здоровья и тонуса пьют в этих краях. Поставили рядом варенье из калины, мед в чашке и подвинули пиалу с сиропом из сосновых шишек.
Елена не притронулась – ждала вопросов.
– Ну рассказывай, зачем к нам пожаловала, – пошел в наступление Николай Петрович, не зная, как начать разговор.
Девушка выдержала паузу. Она в который раз ругала себя, что согласилась на это задание редакции. Все оказалось не так, как она себе представляла. Елена уезжала из Санкт-Петербурга в ожидании легкого приключения. Хотела заселиться в гостиницу, быстро сбегать в музей, посетить памятные места и обратно. Однако дед-священник при Храме Богоявления в Санкт-Петербурге, которого она, несмотря на разногласия по вопросам веры, горячо любила и уважала, настоял, чтобы его любимая внучка остановилась у хорошего знакомого семьи – отца Георгия.
«Чтобы погрузиться в атмосферу того времени, о котором собралась писать. Поработаешь в Храме, где крестили Петра Чайковского», – сказал дед. Елена сопротивлялась. Но дед выдвинул аргумент, против которого слов не нашлось: «Ты же хотела настоящей журналистики! Проведи расследование, найди те факты о жизни Чайковского, которых никто не знает. Даже на простом материале можно сделать статью-бомбу. А для этого тебе надо понять народ, среди которого он жил. Тебе надо пожить там, повариться в том же котле, почувствовать касание ангела музыки».
Дед говорил высокопарно, но правильно. А еще он молился за свою внучку о вразумлении.
Елена вздохнула. Она была чужеродна всем этим странным людям, которые смотрели на нее с добротой и лаской, немного побаиваясь. Длинные юбки, платки на головах, прятавшие волосы женщин, их скромная одежда, убогое жилище без ванной комнаты, куда ее поселили – все казалось ей нелепым. Зачем она здесь?
– Зачем? – переспросила она, будто сама ожидала услышать ответ на этот вопрос.
И предложила рабочую версию:
– Пишу статью о композиторе Петре Ильиче. Ну вы знаете. Собираю материал о детских его годах. Вот. А еще хочу понять людей, которые здесь живут. У меня вообще впечатление сложилось, что с девятнадцатого века здесь как будто ничего и не изменилось: деревянные дома с наличниками, колокольня. Все, как и было. Моя задача – наблюдать, собирать материал, слушать. Тревожить вас не хочу. Постараюсь быть незаметной. То, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, знаю. Так что распоряжайтесь мной, как… если бы я была в вашей артели. Что смогу – сделаю.
Выдохнула.
Николай Петрович удовлетворенно крякнул. Такой порядок его вполне устраивал.
Всем разлили чай по стаканам. Стали пить, прикусывая хлеб, намазывая на него варенье.
«Как в детстве у дедушки», – подумала Елена – и тут же капнула желтым сосновым сиропом себе на пиджак. Женщины предложили ей запасную верхнюю кофту, принесли из церковной лавочки юбку на завязках, которой Елена прикрыла брюки, обмотав их сверху. Наталья Петровна тут же застирала пятно детским мылом, чтобы следа не осталось.
