В любом случае, он держал ухо востро, продолжая прислушиваться к разговору и держа руку на запоре, который закрывал кабинет изнутри, чтобы иметь возможность в любое мгновение ворваться в салон, где разгорались такие нешуточные страсти.
– Вы безумны, Жак, – воскликнул Берта, – клянусь, вы сошли с ума!
– Вы бы лучше поклялись, что ваша сестра невиновна, – холодно сказал месье Крозон. – Осмельтесь, наконец-то, сделать это! Поклянитесь Богом! Я вам поверю, так как знаю, что вы никогда в жизни не лгали. Молчите? Вы верите в Бога, и не в состоянии принести лживой клятвы. Итак, Берта, если у меня и оставались хоть какие сомнения в виновности моей жены, то ваше молчание их похитило. Я больше не сомневаюсь. И если я ещё не совершил справедливый суд в отношении этой женщины, то только потому, что хочу, чтобы она мне сказала, где сейчас находится этот внебрачный ребёнок. И когда я их истреблю их обоих, я сверну шею или разорву грудь её любовнику, после чего пущу себе пулю в лоб.
– Отлично! – подумал Дарки, – я всё правильно понял. Мореход отправится на поиски внебрачного ребёнка. И так как он сюда заявился, пребывая в крайней степени гнева, то не сможет долго оставаться в этом состоянии, потому что никому не хватит запала на такое, если только не подпитывать себя какими-нибудь экзотическими средствами, которыми он вполне мог обзавестись во время своих походов по заморским странам.
Обвиняемая, между тем, плакала, но не пыталась защищаться.
– И все эти упрёки льются потоком из вашего рта только на основании какого-то анонимного письма? – спросила капитана мадемуазель Меркантур, – на основании разоблачения, которое его автор не осмелился даже подписать… И вы смеете после этого осуждать вашу жену, даже не выслушав её.
– Друг, который мне написал, не подписался, но сообщил, что познакомится со мной по моему прибытию в Париж и поведает мне ещё кое-что, что мне до сих пор неизвестно. По его словам, я смогу найти с его помощью негодяя, который меня опозорил, и ребёнка, который в результате этого появился на свет.
– Вы не найдёте душевного покоя, Жак занимаясь подобными делами, – прервала его Берта, – Даже когда ваши недостойные подозрения будут развеяны, ваше сознание будет вам мстить за то, что вы были так безжалостны по отношению к Матильде. И когда вы поймёте, что её оклеветали, будет чересчур поздно, чтобы исправить зло, которое вы причинили, и моя сестра умрёт от боли. И пусть Бог вас простит за ваши дела!
– Бог…?! Но ведь он знает, как я обожал вашу сестру, эту бесчестную тварь… настоль, что я был готов отдать свою жизнь, лишь бы только она не печалилась и не думала ни о чём земном в этой жизни, и он также знает, какие муки ада я испытываю уже на протяжении трёх последних месяцев. Да, Бог меня будет судить, но он и её призовёт на свой суд. И, поскольку вы обращаетесь ко мне от его имени, так, следовательно, возьмите и его в свидетели невиновности вашей сестры. Поклянитесь именем бога, что сестра ваша неповинна в супружеской измене!
Воцарилось столь глубокое молчание, что Дарки даже услышал стук своего сердца.
– Да, – продолжил капитан, – поклянитесь, что она не виновна, и я вам клянусь, что упаду к ногам Матильды, чтобы вымолить её прощение.
И, поскольку Берта не отвечала, он добавил:
– Итак, я жду.
Гастон также ждал и спрашивал себя, что моряк собирается делать, если дело запахнет, как говорится, порохом?
