В обеденный час я отправился перекусить бутербродом в мое обычное кафе на Литтл-Кларендон-стрит. На обратном пути встретил Селдома. Он сказал, что переговорил с сэром Ричардом Ренлахом, и тот разрешил мне присутствовать на первой части заседания. Всем членам Братства уже разослали приглашение на электронную почту. Одна пара завтра приедет из Лондона, а к Джозефине Грей он зайдет сам. Она уже очень стара, сказал Селдом, у нее нет ни электронной почты, ни вообще компьютера. К тому же Грей глуховата, и есть опасение, что телефона она тоже не слышит.
Я рассказал, что утром держал в руках ее книгу о Кэрролле.
– Она едва ходит, – заметил Селдом, – но, полагаю, ни за что не пропустит заседания. У нее были собственные гипотезы относительно этой страницы. Думаю, ее шофер ей поможет.
Вечером я принялся рассеянно листать книгу Стюарта Доджсона. Она была посвящена «Маленьким друзьям Льюиса Кэрролла». Сам Стюарт принадлежал к числу таких «маленьких друзей» и знал все прельщения и уловки этого дудочника из Гаммельна, каким был Кэрролл. Очень скоро я начал понимать точку зрения сэра Ричарда Ренлаха на ту эпоху: племяннику не только не казалась сомнительной или предосудительной привязанность дяди к детишкам, он изображал ее во всех подробностях, даже восторгался ею, с наивной и чистосердечной гордостью. Более того, придавал ей религиозный смысл: «Думаю, он понимал детей лучше, чем мужчин и женщин; цивилизация сделала человеческий род непонятным, поскольку покров условностей скрывает искру божию, заложенную в каждом из нас, и такими мы стали странными, что несовершенное отражает совершенное полнее, чем усовершенствованное, и мы видим больше от Бога в ребенке, чем во взрослом человеке». Я даже подчеркнул эту фразу: несовершенное отражает совершенное полнее, чем усовершенствованное. Подумал, что даже Витольд Гомбрович, живший гораздо позднее, лучше бы не сказал. Далекий от того, чтобы скрыть эту тему или как-то ее сгладить, Стюарт далее посвятил целых две главы отношениям с детьми, фотографиям, письмам; он даже поведал с вгоняющей в дрожь непосредственностью, что Кэрролл всегда брал в поездки коробку с пазлами, чтобы привлечь к себе возможных маленьких попутчиков. А когда отправлялся на пляж, не забывал прихватить с собой английские булавки: если бы какая-нибудь девочка захотела приблизиться к морю, не замочив подола, он мог подойти к ней со своим спасительным подарком и завязать разговор, одновременно выше колен подкалывая платье.
Я листал книгу, останавливаясь на многочисленных рисунках Кэрролла, в нее включенных, словно бы они могли поведать мне больше о его личности, пока в какой-то момент не осознал, что уже опаздываю в кино на восьмичасовой сеанс. Однако я хотел воспользоваться шансом еще раз увидеть Шэрон этим вечером. Я принял душ, быстро приготовил себе ужин и по уже опустевшим центральным улицам направился к кинотеатру, чтобы успеть хотя бы на сеанс, начинавшийся в десять часов. Пока я стоял в очереди за билетами на «Манчжурского кандидата» и высматривал Шэрон, открылись двери второго зала, где показывали фильм «Вторые», и среди выходивших я заметил Кристин: она была одна и медленно брела, будто ошеломленная возвращением в реальный мир. Я подошел поздороваться, и Кристин не сразу узнала меня. Я заметил, что стекла ее очков запотели.
– С тобой все в порядке? – спросил я. – Фильм настолько тяжелый?
