Из 49 тысяч арестованных в Нью-Йорке в разное время лиц 32 тысячи оказались иммигрантами, а из 38 тысяч заключенных в североамериканских тюрьмах 20 тысяч происходили от иностранцев.
Во Франции число судимых в окружных судах составляет на 100 тысяч жителей:
8 – в коренном населении, живущем на месте
29 – среди французов, проживающих за границей
41 – среди иностранцев, проживающих во Франции.
К настоящему времени иммиграция во Франции утроилась, с 1851 по 1886 год она возросла с 380 381 до 1 126 183 человек.
Совершенно справедливо, замечает Жоли, что при слабой эмиграции из страны уходят только наиболее энергичные и интеллигентные люди, а сильный эмиграционный поток уносит обыкновенно вместе с хорошими людьми и много дурных. Действительно, значительная доля преступности иммигрантов наблюдается на окраинах государства, где всегда имеет место более или менее значительная эмиграция.
Точно так же и в самом Париже при равных пропорциях жителей бельгийская и швейцарская колонии дают в три раза более арестованных, чем английская и американская.
С другой стороны, замечен факт, что среди иммигрирующих наблюдается тем более преступлений, чем менее они оседают. Так, бельгийцы, натурализующиеся во Франции, дают меньший процент преступников, чем испанские эмигранты, проживающие в ней недолговременно.
Все сказанное относится и к внутренней эмиграции, совершающейся в пределах одной и той же страны. Так, при исследовании Сен-Годена, откуда ежегодно эмигрирует множество странствующих купцов (около 7 тысяч из 36 тысяч жителей), оказалось, что среди них наблюдается огромный контингент мошенников, насильников и убийц, и число этого рода преступников возросло с 41 в 1831–1869 годах до 300 в 1881. Точно так же стали среди них более частыми подкидыши, нарушения супружеской верности и разводы. В силу этого же департамент Крёз занимает видное место по преступности своего населения благодаря ежегодной иммиграции в него, достигающей 45 тысяч человек.
Многие из иммигрантов являются честными людьми в больших городах, но, не имея верного представления об условиях городской жизни, легко впадают вследствие этого в ошибки и постепенно доходят до преступления: молодая девушка, например, уступая первым соблазнам любви, становится проституткой; мастеровой, не находя работы, впадает в праздность и, окруженный дурными примерами и искушениями, превращается в вора. Помимо этих невольных жертв преступления известный контингент иммигрантов приезжает в большие города для преступной деятельности. «В маленьких городках, – справедливо замечает Жоли, – ищут случая совершить преступление, а в Париже, напротив, случай ищет человека».
Наконец, богатый класс населения дает известный процент преступников именно против нравственности.
Эмигрант, писали мы еще в 1876 году, представляет собой, в общем, особую человеческую разновидность с сильно выраженной наклонностью к преступлениям, очень нуждающуюся, не знающую никакого стыда и легко ускользающую из рук правосудия. Все воры ведут большей частью кочевой образ жизни.
Абруццкие эмигранты составляли наибольший контингент в шайке Манчини.
В предыдущие столетия иммиграция часто совершалась исключительно с преступной целью. Так, например, шайка Фордиспини при возникновении своем состояла исключительно из сброда приезжих лудильщиков, продавцов свечей, жнецов, коробейников, людей более или менее запятнанных преступлением.
