– Бабушка, – спросил я от волнения, – что ты здесь делаешь, ведь люди ночью должны спать. И что это за бумаги? – указал я на них головой.
Она встала на ноги, подошла ко мне, и, словно подбирая что сказать, ответила:
– Ах, эти бумаги? Да ничего в них интересного нет, лишь… старые переписки с моими приятелями. Решил вот вспомнить молодость, так сказать, – ответила она мне с лёгкой улыбкой, – а ты почему не спишь? Приснился кошмар?
– Да. Я решил сходить попить молока, а тут ты… Дай мне взглянуть на эти бумаги?
– В этом нет необходимости, – сказала она, встав наперекор моему пути, – пей молоко и ложись спать.
– Бабушка, ты что-то скрываешь? – сказал я с подозрением, – ты же знаешь к чему это может привести.
С самого детства я был послушным мальчиком.
– Нажмёшь кнопку? Что же ты говоришь такое? Родную бабушку подозреваешь в пособничестве бунтарям? Ох… не ожидала этого от своего любимого и единственного внука, – Она рукой подпёрла слегка морщинистый лоб, закрыв глаза, пуская слезу.
В каждом доме или квартире находится специальная кнопка, сообщающая о рефюзере в БОП. Люди оттуда сразу же реагируют на экстренный сигнал, пригоняя специальную бригаду на место преступления. Эта кнопка – мера безопасности, которая появилась благодаря Великому Вождю и должна присутствовать у каждого человека, в каждом жилом помещении, ибо это положено по уставу.
Вдруг, остолбенев, я задумался, действительно ли виновата бабушка. Она относилась ко мне хорошо и я бы никогда не подумал, что она может скрывать что-то противоуставное, что она желает зла, что она рефюзер в конечном счёте.
Стоя прямо перед ней, я чувствовал, как моё лицо наливается капельками пота, я словно ученик, готовы предать своего учителя, научивший меня многому, я был в неведении как поступить. Правопослушный гражданин не должен скрывать ничего, если ему бояться нечего, но ведь она моя бабушка… Как она могла так поступить?
Я подошёл к ней:
– Бабушка, тебе бояться нечего, если ты мне покажешь свои бумаги, я верю, ты уставопослушный гражданин.
Она резко перевела на меня свой взгляд, словно говоря, как она недовольна моей просьбой:
– Ах, ты хочешь узнать? Ну хорошо, ты узнаешь очень многое обо мне и вряд ли будешь доволен, – указала она на меня пальцем. – но зато, быть может когда-нибудь это ваше «Великое Государство изменится и тогда люди узнают, поймут, – сказала она с особым энтузиазмом, проблеском некой надежды. – насколько они были глупы. Пойдём, пойдём скорее, быть может, ты окажешься тем самым человеком, что посеет семя революции…
– Что ты такое говоришь?! – выпалил я.
Нет, это точно не моя бабушка, она не могла так нагло, прямо и безнаказанно это сказать. С ней явно было что-то не так. Но что? Это я и преднамеревался узнать. Нужно было немедля просмотреть кипы её бумаг.
Бабушка пропустила меня и продемонстрировала жест, символизирующий предложение войти в комнату, где лежали бумаги.
Решившись, я зашёл в комнату, не зная, что я хочу узреть.
В комнате было темно, потому что на дворе стояла непроглядная, дождливая ночь, в которой было слышно ни одного звука, создавая впечатление того, что весь мир замер в преддверии чего-то, словно ожидает узреть что-то непостижимое. В окно мягко, но уверенно стучали капельки дождя, словно желая водяным потоком ворваться в наш уютный домик. Скрипя половицами, я тяжёлыми шагами подошёл к бумагам. То была огромная куча каких-то непонятных, неизвестных мне писем, старых газет, журналов, вырезок из новостей, тетрадей, старых книг, возраст которых составлял век или даже несколько, в то же время неплохо сохранившихся, будто к ним относились очень бережно и с соответствующим уходом. Что же в них расписано?
