– Самому себе не всегда веришь.– Отрезала акула.
– Ну, так принято говорить. А род пернатых змеев – это вам не шутка, они, (он сказал, но я и сам это знаю), существуют сугубо, гм, в виде человеков.
– Людей.
– Людей, простите.
– Не тот ли это был, который терпеливо собрал все те рассказы о происшедшем?
– Именно-с. – Обрадованно сообщил леопард.– Он мне, собственно, всё это кратенько и обрисовал, насчёт высовывания из окошка и прочего.
Веда засмеялась. Сзади послышался шум на аллее, и долетели голоса. Шанаэль глянул через плечо.
– А вот и наши товарищи догнали нас. Хотя этот ваш Всеволод, смею заметить, ни разу не сократил дистанцию менее, чем на расстояние, которое покрыть бегом можно человеку за шестьдесят секунд.
Он мягко погудел с замкнутыми зубами – это был скрытый смех.
– Я не заметила.
– Вы ему дороги, Веда, очень дороги. Он мрачноват и не спускает цепкого взгляда с каблучков вашей обуви, вам это известно?
Веда сделала неопределённое движение плечом.
– Кроме того, – настаивал леопард, хотя Веда не поддержала тему, – он готов к возвращению каждую секунду.
– Вы хотите сказать, к преображению.
– Да, извините. Это так называется?
– Да. Но…
– У него всё это время, – объяснил Шанаэль, – глаза такие…
– Не человека?
Леопард кивнул.
– Он ошибается.– Широко улыбаясь, проговорил он.– Но никто не сердится, честное слово. Он думает не о себе и вообще, столько всяких историй, слухов… Я бы на его месте, – сухо прибавил Шанаэль, – точно так же вёл бы себя, ну, почти. Хотя я немного, э…
– Старше?
– Ну, да.
Аллея ткнулась в пустырь под коричнево-зелёным пятнистым взгорьем. Пустырёк был бы совершеннейшим близняшкой того, где поселились Веда со Всеволодом, но строений – человеческого или таких, как в Ловарне – не замечалось. Их и не было. Была полувыцветшая трава, пучками гнездившаяся до мелового невысокого утёса с краю, и по ней разложены, как показалось Веде, округлые винного цвета камни. Странный сладкий запах здесь стоял, как вода, и пронёсшийся порыв ветра с нагорья, хлестнув хвостом по траве, прямо-таки выбил, как пыль из ковра, волнующую воздушную струю навстречу шедшим. Где-то здесь звякнул маленький колокольчик. Веде почему-то вспомнились две строчки:
Как вихорь, свистнул острый меч…
Уж голова слетела с плеч.
Приглядевшись, она убедилась, что это не камни, а зарезанные и частью освежёванные быки. Тут же кто на четырёх лапах, кто, выпрямившись и шурша в траве окольцованными хвостами, сновали хозяева. Всеволод, вставший за плечом акулы, тоже разглядывал пустырёк. Подошёл Гоби, а пастор, на которого выразительно и с неизбывной иронией глянул Шанаэль, не покинувший Веду, кашлянул, сказал:
– Повечеряете с нами?
И Орс канул за взгорье, наполнив оттуда голубой зной пустыря рассеянным и тусклым сиянием.
– Благодарим.– Отвечал Всеволод.
Акула оправила волосы и, скручивая их жгутом за воротник, вежливо кивнула на две стороны – Шанаэлю и пастору, и на другую – шедшим к ним от быков леопардам.
– Охотно.– Молвила она.
Шанаэль, сдержанно поклонившись, покинул их, а занялся ими неизвестный леопард без портупеи, с деликатно потупленным к бедру кортиком.
– Вам приготовлено, – проговорил он, кланяясь Веде, – вверх по реке… недалеко. Тут против течения и не очень глубоко, надеюсь, госпожа не рассердится за некоторое неудобство.
– Ей это сущие пустяки. – Шепнул, удаляясь к центру поляны, Шанаэль.
Леопард обратился к Всеволоду:
