Работа в Министерстве госбезопасности длилась почти круглые сутки с небольшими перерывами. Начинали в девять утра, в пять вечера уходили по домам, чтобы в двадцать один ноль-ноль вновь быть на рабочем месте. После полуночи расходились только в том случае, если уходило начальство. Нет – работали всю ночь. А уж оперативники, в числе которых был и Григорий Митричев, об отдыхе порой и мечтать не смели.
В тот вечер, точнее – ночь у Григория Митричева было мрачное, подстать октябрьской погоде настроение. Беспокоило и беспробудное пьянство отца, и неистовая религиозность матери: уже не таясь она посещала церковные службы, иной раз даже с внуком отказывалась посидеть, если собиралась в церковь. И ничего слушать не желала, примерно так же, как и отец, когда его просили прекратить пить.
Хотя поначалу Гриша и обижался на жену, но вскоре вынужден был признать, что она оказалась права. Непременно нужно было вырваться из этой квартиры-ковчега. С другой стороны, а что бы это изменило? Отец бросил бы пить, а мать таскаться в церковь? Ну, хоть Костик не будет видеть всего этого…
Так за невесёлыми думами пролетела ночь, одна из немногих спокойных. Но уже следующий день выдался более чем насыщенным. Едва Митричев прибыл на рабочее место, как телефонным звонком Зенков, с недавних пор полковник, потребовал его к себе.
Задание было следующее. На пару с Паниным вести наблюдение за некой гражданкой, по оперативным данным могущей быть агентом-связником. Необходимо было ни на мгновение не упускать её из вида, фиксировать все её контакты, запоминать адреса, где она появится.
Старшим был назначен Александр Панин как более опытный оперативный работник. Осваиваясь не только с оперативной работой, но и с соответствующей терминологией, Митричев понял, что «объект», то есть эту гражданку, фигурировавшую между оперативниками под кличкой «Дама», они должны получить в «движении». Это означало, что они сменят своих коллег, наблюдавших за «Дамой» до них. Нельзя было допустить, чтобы «объект» заметил за собой слежку.
Передача «объекта» произошла у Большого театра, где «Дама» рассеяно поглядывала на репертуарную афишу. Ясно было, что она кого-то ожидает.
Даже при беглом взгляде на неё Митричев понял, отчего ей дадена была такая кличка – «Дама». Величественная осанка, на пышных каштановых волосах небольшая круглая шляпка, в обиходе называемая, как ему когда-то сказала Тоня, «таблетка». Богатая каракулевая шубка, узкая, чуть ниже колен юбка, на точёных красивых ногах – капроновые чулки, жуткий дефицит по нынешним временам, чёрные туфли на танкетке. Она словно сошла с модного зарубежного журнала. Такую как-то язык не поворачивался назвать «гражданкой» или же просто женщиной. Именно – Дама.
Митричев и Панин не торопясь прошли в скверик перед театром, сели на скамейку. Саша со скучающим видом праздного гуляки покуривал беломорину, Гриша делал вид, что читает газету. Но Дама, кажется, и не смотрела в их сторону.
Через пару минут к ней, запыхавшись, подбежал, выскочивший из тормознувшей прямо у колонн театра чёрной «эмки» небольшого роста толстячок в фетровой шляпе и светлом плаще. Подойдя к Даме, стал что-то горячо говорить ей, затем, сняв шляпу и склонив над её ручкой в чёрной перчатке голову с редкой шевелюрой, клюнул пару раз – наверно, извинялся за опоздание. Слегка улыбнувшись уголками ярко накрашенного рта, Дама, видимо, приняла извинения, и они медленно, узкая юбка мешала ей идти скорее, пошли в сторону «Метрополя».
