Приболотье - страница 31
Он сделал шаг назад, его глаза теперь стали холодными, почти пугающими. В этот момент меня охватила странная тревога – как будто все мои сомнения, которые я скрывал глубоко внутри, выплыли на поверхность.
– Я прошу тебя, – голос старика был тверд, как камень, – пока не поздно, поворачивай назад. Вернись в свою долину, к жизни, которую ты знаешь. Не всё стоит искать, и не всё можно найти, не заплатив ужасную цену.
Его слова эхом разносились в моём сознании, и на миг я почувствовал тяжесть его предостережений. Но даже несмотря на это, я знал, что не могу повернуть назад. Что-то внутри меня гнало вперёд, и даже старик, со всей своей мудростью и опытом, не мог остановить этого.
Я хотел ответить ему, но внезапно всё вокруг стало ещё более расплывчатым, туман начал поглощать его фигуру, его голос становился всё тише.
– Вернись… пока не поздно…
Эти слова эхом отдавались в моей голове, когда я внезапно проснулся. Мой лоб был мокрым от пота, сердце колотилось в груди, словно в ней бился барабан. Огонь в костре уже почти погас, и рядом дремала Ульфия, её лицо было спокойно, будто она не видела тех ужасов, что преследовали меня во сне.
Я сел, обхватив голову руками, и тяжело выдохнул. Сон казался настолько реальным, что я всё ещё чувствовал присутствие старика рядом. Его слова продолжали звучать у меня в ушах.
«Не всё стоит искать.»
Я закрыл глаза, пытаясь привести мысли в порядок, но тревога не отпускала.
Когда утро начало своё тихое восхождение, туман, окутывавший лес, медленно рассеивался, уступая место первому свету дня. Солнце, словно робкое, но настойчивое существо, постепенно пробивалось сквозь плотные, плетущиеся друг за другом ветви деревьев. Лучи его были не резкими, как в полдень, а мягкими, будто прощупывающими мир вокруг нас. Они касались земли, словно золотые нити, осторожно ткали свет на листьях, на земле, на моём лице, окрашивая всё вокруг в тёплые, золотисто-янтарные тона. В это время лес, казалось, пробуждался к жизни, но не шумно и бурно, а медленно, словно выдыхая и принимая свет нового дня. Это было как обряд, священное действо, в котором не участвовал никто, кроме природы.
Я сидел на влажной от утренней росы траве, размышляя о своём ночном кошмаре, который казался теперь отголоском далёкого, но всё ещё реального мира. Образы из сна не отпускали меня. Тягучее чувство неизбежности – всё это ещё ощущалось в глубинах моего сознания, как будто граница между сном и реальностью осталась проницаемой. Деревья вокруг, несмотря на свет утреннего солнца, всё ещё хранили что-то таинственное, их тени были длинными и глубокими, как если бы они всё ещё цеплялись за остатки ночи, скрывая в себе нечто непроизнесённое.
Я чувствовал, что что-то изменилось не только во мне, но и в самом лесу. Ночь оставила свой отпечаток, нечто большее, чем просто страх, осталась в воздухе – словно лес стал частью этого кошмара, частью загадочного мира, где призраки и тени жили своей жизнью.
Ульфия, лежавшая неподалёку, ещё не проснулась. Но вскоре её дыхание изменилось, стало более глубоким и осознанным. Она начала медленно тянуться, как если бы в этот момент её тело возвращалось из другого мира, из сна, столь же таинственного, как и мой. Её движения были плавными, но напряжёнными, словно она сдерживала в себе что-то невидимое, некую силу, которую не хотела сразу отпускать.
Но вот, внезапно, она замерла, будто что-то осознав. Её глаза мгновенно распахнулись, и она резко села, взгляд её был полон тревоги и решимости.